'двадцать случаев расчленения и их последствия в свете английского законодательства' (с)
История одной ночи
Четверо подруг во времена, когда ничто не было важно
70-е
читать дальшеПотерянное время
Do you know how it feels
To be wanted
Do you know how it feels
To be wanted
Do you know how it feels
To be wanted
To be under the gun
On the run , having fun
When you're young
You're so young
When you're young
Motley Crue “Public Enemy №1”
Небо было темным, сине-черным и напряженно-спокойным. Вечер выглядел так, будто с небес, на которые все плевать хотели, должен был политься дождь, но по каким-то причинам этого не происходило. Звезд, как и всегда за миллиардами ярких огней, видно не было. Сумерки лизали Нью-Йорк.
Знаменитейший город, небоскребы и слава, город контрастов, бизнеса и не до конца отмытых денег, преступлений и нищеты. Я родилась здесь, в рабочих, Богом забытых трущобах.
В западном квартале - рассаднике порока, фонари и фрионовые вывески не светили. Падал лишь отблеск от Манхэттэна, от территории тех, кого Майк называл “Богатенькими ублюдками”. Хотя это определение было не совсем верным – подростки во всем мире переживали упадок и отчуждение, что в достаточной мере объединяло нас с блеском и вульгарностью групп в центре города.
Сама я, видя полную деградацию многих знакомых, наркоту не употребляла. Иногда травку, немного ЛСД под настроение, но к тяжеляку никогда не прикасалась. Хватило того, что героин выел мозги моей сестры, покончившей с собой год назад. Но ребята наши баловались, и я ничего не могла поделать. В конце концов, это была их жизнь, и я не могла решать за них.
Ровно в девять, как всегда, мы собрались у стены заброшенной фабрики по производству консервов. Тони сообщил, что приезжает Патти Смит, и мы должны обязательно сходить, послушать. Я с трудом вспомнили, что Смит – американская певица и поэтесса. Но в первую очередь мы шли в центр раздобыть себе еды и, если повезет, не наткнуться при этом на фараонов. Ну, и набить морды парочке слизняков эпохи диско, как я их называю. Дэбби была только за.
Надо сказать, что эта кличка как нельзя лучше шла маленькой худенькой девчонке с глазами убийцы. Детское прозвище в насмешку над излишней жестокостью. Наша компания наткнулась на нее два года назад (или три, не помню?), она просто стояла у железного забора и смотрела на нас, и я с трудом припомнила свою старую подругу, с которой мы и еще две девочки жили в одном доме когда-то давно. Джонни просто подошел и спросил ее имя, она сказала:”Дэбби”, а он начал засмеяться, она порезала ему бритвой лицо. С тех пор никто не смеется над ней.
Все панки в нашем районе выделялись своим странным внешним видом, но ирокезы были чем-то необсуждаемым. Раз панк – значит, обязан делать гребень вдоль головы. Тупость, конечно. Я знала, что лишь быстро вращающаяся мода заставила одеться в рванье благополучных мальчиков и девочек.
Мы с Дэбби не делали гребни. У меня волосы слишком ломкие, поэтому даже сейчас с тонной геля вся прическа какая-то спутанная и колтуном лежит на плечах. А Дэбора с ирокезом смотрелась бы как трогательный птенец с кондомом на клюве. Ее прямые обрезанные по плечи русые волосы, в которых при ближайшем рассмотрении просвечивались зеленые пряди, производили на наших противников куда большее впечатление, особенно вкупе с кастетом на орошенной чужой кровью руке.
Что до меня, то моя кличка мне не по нраву. Скарлетт – как вам? Курам насмех! Видела я эту киношку с капризной дурой в главной роли - Вивйен Ли, что ли?- не поняла даже, о чем фильм, но Джим назвал меня так за зеленые глаза и каштановые волосы.
Мы шли по путаным переулкам, и постепенно нас становилось все больше.
Грабить магазин решили Стейси со своим сегодняшним парнем. Пока они вычищали прилавок, ко мне подкатил Флэш и с нехорошей улыбкой запустил руку под рваную проклепанную куртку, под которой на мне ничего не было. Я вытащила нож и пообещала его прирезать, подойди он ко мне еще раз. Он заявил, что я–долбанная сучка и свалил к более сговорчивой Кортни.
По дороге в клуб мы встретили дилера, и половину ребят как ветром сдуло. Остались те, кто уже приняли дозу.
На The Bowery у CBGB толпились друзья: Хэнк с подружкой, школьная рок-группа, Джоан с вечно разбитым ее папашей лицом и еще половина школы - местные отбросы общества.
Нас пропустили, как только охрана узнала Тони – владелец Хилли Кристалл находился с ним на короткой ноге, и все в округе считали, что Тони парень не промах. Он лично знал Ramones и экспериментатора шестидесятых–Энди Уорхола, так, что и у меня было достаточно причин, почему я состояла в его группировке.
Я вспомнила свои походы по английским клубам, когда Тони отвез меня и еще пару человек к брату в Британию. О, Соединенное Королевство! Галстуки-селедки, подведенные глаза у парней - новое течение глэма, все еще горячий Bag O’Nails, толпы приезжих, потрясающие выступления Сандерса и многочисленные копы в шлемах, повально запрещающих концерты тысяч подделок Pistols.
На обратном пути Тони заскочил к друзьям в Лос-Анжелес и я накарябала в подвале на Голливудском бульваре слова, ставшие знаменитыми: ”Чтобы избежать ада, ты должен сначала сжечь себя в нем”.
Смит не прилетела. Это были Blondie. Ажиотаж разрастался, так как солистка Дэбора симпатизировала легковесной музыке и скоро должна была переметнуться на сторону попсовиков. Наползающие резиновой походкой любители диско стремились попасть внутрь. Девчонки полезли за ножами, парни–за пистолетами. Сейчас у меня под носом зарождались легенды, о которых заговорят впоследствии миллиарды людей. Они возвысят протест и тем самым обесценят его.
Уйдет эпоха семидесятых, в которых противостоят диско и панк, где я столкнулась с давними подругами по разные стороны баррикад.
Я случайно проехалась взглядом по тем, кто моего внимания не заслуживал, и увидела двух гламурно-красивых девушек лет семнадцати – моих ровесниц. Одна посмотрела на меня.
Я пригляделась. Она была тощей, ключицы выпирали на километр, задница плоская, что не скрывала даже складчатая голубая юбка. Вся молодежь голодала в эти дни, но панкухи почему-то не выглядели совсем уж вешалками. Я знала девушек–с ними мы дружили вместе с Дэбби. Одну, Санни, прозвали так за золотые локоны, спускавшиеся до локтей. Она носила светлые блестящие вещи, словно подчеркивая свой природный, возможно, внутренний свет. Другая–Кэт, была не такой эффектной, но вы могли наблюдать подобных персон на страницах старинных романов - надежная, добрая, красивая. Из тех, кто любовно вьет семейное гнездышко вдали от шума больших городов. Назвали ее, кажется, за русые волнистые волосы, которые она как-то остригла в протест над жестоким обращением с кошками. Их настоящие имена я не помнила, так же, как и своего. Я показала их Дэбби, она их тоже узнала.
Началась драка. Сначала группами, но вскоре бойня продолжилась без разбора на своих и чужих. Повсюду слышались угрозы, вслед за ними раздавались выстрелы. Обмен мнениями всегда проходил кроваво в Америке. Две толпы смешались в одну, и мы нос к носу схлестнулись с Кэт и Санни. Они не заговорили и ничем не выдали, что узнали нас, хоть мы и стояли рядом, давая понять, что они по-прежнему на разных дорогах жизни с панками.
В пылу противостояния ребята начали бить и собственных друзей, и партнеров по шайке. Я смотрела на застреленного Джима у моих ног и его рану в голове.
Мертвые выглядят красиво. Есть что-то необъяснимо притягательное в синюшной коже, в стекающей капля за каплей крови… Но живые по-любому привлекательней. И я в полной мере ощутила ту ненависть к миру взрослых, которую копила с момента, когда убежала из дома в двенадцать. Слепые к проблемам, глухие к крикам, они были так противны в своем неразумном отказе понять своих детей.
Да, моральные ценности у меня были совершенно другие, нежели у Кэт или Сани.
В страшной давке нас оттеснили от основной мясорубки. Я и Дэбби не делали ничего; знали, что такие разборки, в которых не оказывается ни одного победителя, никогда не докажут ни одной из сторон собственную правоту. Мы были взрослее многих здесь.
Рик, сдернув с бедер Джима кобуру, которую тот носил на манер ковбоя, заметил нас и посоветовал бежать.
Голосом голодного младенца взвыли полицейские сирены. Дым, смешиваясь с опустившимся туманом, простирался над асфальтом. Началась облава.
Нас четверых схватили первыми, как только отрезвевшие панки начали выбираться из толпы. Фараоны мгновенно узнали Дэбби и пустили ей в глаза газ. Через пару минут нас закинули в камеру, участок находился в том же квартале. Мы даже могли видеть исход драки. Почти увидели.
По соседству начали пихать размалеванных девушек в приталенных платьях до колен и мальчишек в рубашках и клешах. Они вцеплялись в прутья, кричали о правах человека и требовали один звонок, я усмехалась их готовности поверить в справедливость стражей порядка. Наших не было.
Двое девчонок обессилено спустились на каменный пол, Дэбби присела на корточки и прижалась спиной к стене. Шум на улице чуть стих. Я подошла к решетке окна. Беспорядки перекинулись на другие улицы. Начали бросать гранаты и самодельные бомбы в здание полиции. В образовавшиеся дыры плененные высыпали наружу.
Мы сидели в другой камере, совсем близко к дежурному столу копов. Моя команда была уверена, что никого, кроме фараонов, здесь нет. Мы должны были уже быть далеко отсюда.
Из-за решетки я увидела Рика. Фары машин слепили его сбоку, дым выедал глаза. Я начала кричать ему, но сирены, продолжая вопить, заглушали все звуки, кроме взрывов. Губы его я все же разглядела…
-Получайте, буржуйские свиньи!!!!
И кинул гранату в нашу сторону. Взрывом меня отбросило назад, осколки стены засыпали нас роем злющих пчел, оцарапав плечи. Пыль застелила глаза, и нас прижало взрывной волной. Вторая граната была брошена непосредственно на куски стен. Одержимое духом анархии, поколение конца семидесятых со всех ближайших районов пробежало рядом с нашими бесчувственными телами в стремлении растоптать, унизить, уничтожить тех, кто так долго не ставил их ни во что.
Утром вся молодежь Соединенных Штатов Америки и Великобритании всколыхнулась, газеты запестрели броскими заголовками, а поколение родителей чуть ли не в один голос сказало “Мы другого и не ожидали”.
Сид Вишес зарезал в номере мотеля свою подружку Нэнси Спаржен, которую любил больше жизни, несмотря на то, что именно она подсадила его на героин.
Но мы не могли оценить это безумство любви и ненависти, эту ложь или страшную правду.
О нас забыли.
Нас уже не было.
22 июля 2005
Это выдумка
Четверо подруг во времена, когда ничто не было важно
70-е
читать дальшеПотерянное время
Do you know how it feels
To be wanted
Do you know how it feels
To be wanted
Do you know how it feels
To be wanted
To be under the gun
On the run , having fun
When you're young
You're so young
When you're young
Motley Crue “Public Enemy №1”
Небо было темным, сине-черным и напряженно-спокойным. Вечер выглядел так, будто с небес, на которые все плевать хотели, должен был политься дождь, но по каким-то причинам этого не происходило. Звезд, как и всегда за миллиардами ярких огней, видно не было. Сумерки лизали Нью-Йорк.
Знаменитейший город, небоскребы и слава, город контрастов, бизнеса и не до конца отмытых денег, преступлений и нищеты. Я родилась здесь, в рабочих, Богом забытых трущобах.
В западном квартале - рассаднике порока, фонари и фрионовые вывески не светили. Падал лишь отблеск от Манхэттэна, от территории тех, кого Майк называл “Богатенькими ублюдками”. Хотя это определение было не совсем верным – подростки во всем мире переживали упадок и отчуждение, что в достаточной мере объединяло нас с блеском и вульгарностью групп в центре города.
Сама я, видя полную деградацию многих знакомых, наркоту не употребляла. Иногда травку, немного ЛСД под настроение, но к тяжеляку никогда не прикасалась. Хватило того, что героин выел мозги моей сестры, покончившей с собой год назад. Но ребята наши баловались, и я ничего не могла поделать. В конце концов, это была их жизнь, и я не могла решать за них.
Ровно в девять, как всегда, мы собрались у стены заброшенной фабрики по производству консервов. Тони сообщил, что приезжает Патти Смит, и мы должны обязательно сходить, послушать. Я с трудом вспомнили, что Смит – американская певица и поэтесса. Но в первую очередь мы шли в центр раздобыть себе еды и, если повезет, не наткнуться при этом на фараонов. Ну, и набить морды парочке слизняков эпохи диско, как я их называю. Дэбби была только за.
Надо сказать, что эта кличка как нельзя лучше шла маленькой худенькой девчонке с глазами убийцы. Детское прозвище в насмешку над излишней жестокостью. Наша компания наткнулась на нее два года назад (или три, не помню?), она просто стояла у железного забора и смотрела на нас, и я с трудом припомнила свою старую подругу, с которой мы и еще две девочки жили в одном доме когда-то давно. Джонни просто подошел и спросил ее имя, она сказала:”Дэбби”, а он начал засмеяться, она порезала ему бритвой лицо. С тех пор никто не смеется над ней.
Все панки в нашем районе выделялись своим странным внешним видом, но ирокезы были чем-то необсуждаемым. Раз панк – значит, обязан делать гребень вдоль головы. Тупость, конечно. Я знала, что лишь быстро вращающаяся мода заставила одеться в рванье благополучных мальчиков и девочек.
Мы с Дэбби не делали гребни. У меня волосы слишком ломкие, поэтому даже сейчас с тонной геля вся прическа какая-то спутанная и колтуном лежит на плечах. А Дэбора с ирокезом смотрелась бы как трогательный птенец с кондомом на клюве. Ее прямые обрезанные по плечи русые волосы, в которых при ближайшем рассмотрении просвечивались зеленые пряди, производили на наших противников куда большее впечатление, особенно вкупе с кастетом на орошенной чужой кровью руке.
Что до меня, то моя кличка мне не по нраву. Скарлетт – как вам? Курам насмех! Видела я эту киношку с капризной дурой в главной роли - Вивйен Ли, что ли?- не поняла даже, о чем фильм, но Джим назвал меня так за зеленые глаза и каштановые волосы.
Мы шли по путаным переулкам, и постепенно нас становилось все больше.
Грабить магазин решили Стейси со своим сегодняшним парнем. Пока они вычищали прилавок, ко мне подкатил Флэш и с нехорошей улыбкой запустил руку под рваную проклепанную куртку, под которой на мне ничего не было. Я вытащила нож и пообещала его прирезать, подойди он ко мне еще раз. Он заявил, что я–долбанная сучка и свалил к более сговорчивой Кортни.
По дороге в клуб мы встретили дилера, и половину ребят как ветром сдуло. Остались те, кто уже приняли дозу.
На The Bowery у CBGB толпились друзья: Хэнк с подружкой, школьная рок-группа, Джоан с вечно разбитым ее папашей лицом и еще половина школы - местные отбросы общества.
Нас пропустили, как только охрана узнала Тони – владелец Хилли Кристалл находился с ним на короткой ноге, и все в округе считали, что Тони парень не промах. Он лично знал Ramones и экспериментатора шестидесятых–Энди Уорхола, так, что и у меня было достаточно причин, почему я состояла в его группировке.
Я вспомнила свои походы по английским клубам, когда Тони отвез меня и еще пару человек к брату в Британию. О, Соединенное Королевство! Галстуки-селедки, подведенные глаза у парней - новое течение глэма, все еще горячий Bag O’Nails, толпы приезжих, потрясающие выступления Сандерса и многочисленные копы в шлемах, повально запрещающих концерты тысяч подделок Pistols.
На обратном пути Тони заскочил к друзьям в Лос-Анжелес и я накарябала в подвале на Голливудском бульваре слова, ставшие знаменитыми: ”Чтобы избежать ада, ты должен сначала сжечь себя в нем”.
Смит не прилетела. Это были Blondie. Ажиотаж разрастался, так как солистка Дэбора симпатизировала легковесной музыке и скоро должна была переметнуться на сторону попсовиков. Наползающие резиновой походкой любители диско стремились попасть внутрь. Девчонки полезли за ножами, парни–за пистолетами. Сейчас у меня под носом зарождались легенды, о которых заговорят впоследствии миллиарды людей. Они возвысят протест и тем самым обесценят его.
Уйдет эпоха семидесятых, в которых противостоят диско и панк, где я столкнулась с давними подругами по разные стороны баррикад.
Я случайно проехалась взглядом по тем, кто моего внимания не заслуживал, и увидела двух гламурно-красивых девушек лет семнадцати – моих ровесниц. Одна посмотрела на меня.
Я пригляделась. Она была тощей, ключицы выпирали на километр, задница плоская, что не скрывала даже складчатая голубая юбка. Вся молодежь голодала в эти дни, но панкухи почему-то не выглядели совсем уж вешалками. Я знала девушек–с ними мы дружили вместе с Дэбби. Одну, Санни, прозвали так за золотые локоны, спускавшиеся до локтей. Она носила светлые блестящие вещи, словно подчеркивая свой природный, возможно, внутренний свет. Другая–Кэт, была не такой эффектной, но вы могли наблюдать подобных персон на страницах старинных романов - надежная, добрая, красивая. Из тех, кто любовно вьет семейное гнездышко вдали от шума больших городов. Назвали ее, кажется, за русые волнистые волосы, которые она как-то остригла в протест над жестоким обращением с кошками. Их настоящие имена я не помнила, так же, как и своего. Я показала их Дэбби, она их тоже узнала.
Началась драка. Сначала группами, но вскоре бойня продолжилась без разбора на своих и чужих. Повсюду слышались угрозы, вслед за ними раздавались выстрелы. Обмен мнениями всегда проходил кроваво в Америке. Две толпы смешались в одну, и мы нос к носу схлестнулись с Кэт и Санни. Они не заговорили и ничем не выдали, что узнали нас, хоть мы и стояли рядом, давая понять, что они по-прежнему на разных дорогах жизни с панками.
В пылу противостояния ребята начали бить и собственных друзей, и партнеров по шайке. Я смотрела на застреленного Джима у моих ног и его рану в голове.
Мертвые выглядят красиво. Есть что-то необъяснимо притягательное в синюшной коже, в стекающей капля за каплей крови… Но живые по-любому привлекательней. И я в полной мере ощутила ту ненависть к миру взрослых, которую копила с момента, когда убежала из дома в двенадцать. Слепые к проблемам, глухие к крикам, они были так противны в своем неразумном отказе понять своих детей.
Да, моральные ценности у меня были совершенно другие, нежели у Кэт или Сани.
В страшной давке нас оттеснили от основной мясорубки. Я и Дэбби не делали ничего; знали, что такие разборки, в которых не оказывается ни одного победителя, никогда не докажут ни одной из сторон собственную правоту. Мы были взрослее многих здесь.
Рик, сдернув с бедер Джима кобуру, которую тот носил на манер ковбоя, заметил нас и посоветовал бежать.
Голосом голодного младенца взвыли полицейские сирены. Дым, смешиваясь с опустившимся туманом, простирался над асфальтом. Началась облава.
Нас четверых схватили первыми, как только отрезвевшие панки начали выбираться из толпы. Фараоны мгновенно узнали Дэбби и пустили ей в глаза газ. Через пару минут нас закинули в камеру, участок находился в том же квартале. Мы даже могли видеть исход драки. Почти увидели.
По соседству начали пихать размалеванных девушек в приталенных платьях до колен и мальчишек в рубашках и клешах. Они вцеплялись в прутья, кричали о правах человека и требовали один звонок, я усмехалась их готовности поверить в справедливость стражей порядка. Наших не было.
Двое девчонок обессилено спустились на каменный пол, Дэбби присела на корточки и прижалась спиной к стене. Шум на улице чуть стих. Я подошла к решетке окна. Беспорядки перекинулись на другие улицы. Начали бросать гранаты и самодельные бомбы в здание полиции. В образовавшиеся дыры плененные высыпали наружу.
Мы сидели в другой камере, совсем близко к дежурному столу копов. Моя команда была уверена, что никого, кроме фараонов, здесь нет. Мы должны были уже быть далеко отсюда.
Из-за решетки я увидела Рика. Фары машин слепили его сбоку, дым выедал глаза. Я начала кричать ему, но сирены, продолжая вопить, заглушали все звуки, кроме взрывов. Губы его я все же разглядела…
-Получайте, буржуйские свиньи!!!!
И кинул гранату в нашу сторону. Взрывом меня отбросило назад, осколки стены засыпали нас роем злющих пчел, оцарапав плечи. Пыль застелила глаза, и нас прижало взрывной волной. Вторая граната была брошена непосредственно на куски стен. Одержимое духом анархии, поколение конца семидесятых со всех ближайших районов пробежало рядом с нашими бесчувственными телами в стремлении растоптать, унизить, уничтожить тех, кто так долго не ставил их ни во что.
Утром вся молодежь Соединенных Штатов Америки и Великобритании всколыхнулась, газеты запестрели броскими заголовками, а поколение родителей чуть ли не в один голос сказало “Мы другого и не ожидали”.
Сид Вишес зарезал в номере мотеля свою подружку Нэнси Спаржен, которую любил больше жизни, несмотря на то, что именно она подсадила его на героин.
Но мы не могли оценить это безумство любви и ненависти, эту ложь или страшную правду.
О нас забыли.
Нас уже не было.
22 июля 2005
Это выдумка
Недостоверно, правда, но все персонажи реальные.
кстати,то, что Нэнси зарезал именно Сид не доказано.Вот...
В этом были уверены все "нормальные люди". Считается, что нарк-панк не может любить+способен на убийство.
Никто не узнает, что произошло на самом деле.