пятница, 12 сентября 2008
Говорят, волки панически бояться людей. Будучи щенком, Вильк тоже боялся. А потом вырос, заматерел. Мягкий детский пушок сменила жесткая, серая щетина. Прорезались клыки. А страх никуда не делся.
Вильку было двадцать пять, а казалось сто пять. Возраст не имел значения. Волки редко умирают от старости, а если умирают – значит, не волки. Значит, дворовые шавки в серой шкуре. Близилась ночь. Желтые глаза фонарей перемигивались, расплывались, мутнели в лужах, брызгами разлетались по сторонам, выдавленные и сплющенные колесами проезжавших машин. Вильк шел по мосту, низко опустив голову и курил. Много, часто, до фильтра, обжигая пальцы. Не помогало. От сигарет становилось только хуже, першило в горле, сохло во рту. Еще вчера бы он купил бутылку пива, или портвейна. Выпил бы и полегчало. Но не сегодня. Сегодня все по-другому.
У Вилька была работа, любимая женщина и смерть, которая наступила где-то после полудня. Кто сказал, что смерть – костлявая старушенция с косой? Вздор. Просто вздор. Смерть – это гудки в телефонной трубке и голос, говорящий, что ему все надоело. Что он ошибся и больше никогда не появится в этой трубке в этой жизни. Лучше бы старушенция, лучше бы с косой.
читать дальшеМост кончился, Вильк сбежал по ступеням вниз, под арку городского парка, свернул вправо, прошелся вдоль тополиной аллеи, свернул влево, увидел вечный огонь, прикурил и зашагал дальше. Идти было приятнее, чем думать. Стоять – приятнее, чем сидеть. От себя не убежишь. Себя не перегонишь. Словом, умри и тебе простится…
Фонари в парке были насажены не так густо, полоска черноты змеилась вдоль дороги. Вильк думал, что в любви… достаточно любить. Слова не нужны. И ошибся. Аню он любил. И молчал. Поэтому ни разу не видел ее слез. Дождь барабанил по асфальту, заползал в уши. Полуголые сучья деревьев шумели над головой. Вилька тошнило.
— Эй, найдется прикурить?
Девчонка появилась словно бы ниоткуда. Маленькая, худая, в красной кепке. Нет, все-таки не девчонка – девушка, может, женщина.
Вильк остановился, пошарил в карманах, достал зажигалку.
— Сигареты есть? — спросил он, сухо, скупо, чужим голосом.
— Есть.
Рыжий огонек вспыхнул ярко, осветил лицо незнакомки. Треугольное, узкое, с тонкими, бледными губами.
— Спасибо, выручил. А то я уже битый час страдаю. Ныне все такие некурящие, аж убить хочется.
— Наверное…
Вильк пожал плечами. Дождь заползал в уши.
— Слушай, а чего ты такой грустный? Неприятности? Понимаю. Хочешь, поговорим?
— Что-то не тянет.
Действительно не тянуло.
— Понимаю…
Вильк стоял. Девчонка курила и смотрела на него черными провалами из-под красного козырька.
— Меня зовут Оля.
— Вильк*…
— Волк?
— Вильк. А в общем ты права.
— Волк….
— Ну, пойдем поговорим… Оля.
Вильк сидел на мокрой скамейке, и дождь заползал в уши. Он говорил мало, а вроде бы получалось, сказал все. Абсолютно все. Оля слушала внимательно, хмыкала, фыркала, иногда перебивала и курила. Много, часто, обжигая пальцы.
— Получается, Аня тебя бросила потому, что ты не говорил ей, как дороги тебе эти отношения? Или потому, что ты дурак и никого, кроме себя, не любишь, ммм?
Вильк кивнул, не слушая.
— Эх, дерьмо наша жизнь. Вонючее, тягучее, а грех не вляпаться. Ты меня понимаешь?
— Понимаю.
Вильк не понимал.
— Бывает иногда выполз из ямы, отряхнулся, вымылся – будто бы чистенький. Будто бы можно жить. А потом вышел из дома и опять заляпали. Тошно как-то, обидно и несправедливо. И вот ведь в чем штука – плохо каждому, и дерьмо у всех одинаковое… А каждый говорит, что у него как-то хуже, у соседа… опрятнее что ли. Тьфу! Тошно. Зачем жить?
Вильк ничего не ответил.
— Повеситься?
— Дура…
— Спрыгнуть с крыши?
— Дура…
— Неужто отравиться?
— Дура… Ты молодая, наладится.
— И тебе того же. Но на кой черт ждать, если можно покончить разом… Ну, не ждать…
— Маленькая, глупая Красная Шапочка.
Вода, маслянисто-черная, в оспинах дождевых капель, пугала. Скользкие перила холодили кожу, по телу бежали мурашки. Вильк смотрел в свинцовую кипень и понимал, избавление должно выглядеть как-то иначе. Суше что ли, теплее. Оля стояла рядом, опустив свою узкую ладошку на его плечо и улыбалась.
— Красиво, да?
— Сыро…
Щелкнула зажигался. Сигарета не хотела разгораться. Вильк думал, что боится прыгать. А выхода не было.
— Ну, так как, проявим смекалку и покажем жизни язык? Или ты передумал? Или подождешь…?
Телефонные гудки в трубке безжалостно сообщали – надежды нет. И в воздухе не пахло сиренью. Аня обожала запах сирени. А Оля – сигаретный дым и красную кепку.
— Давай руку, волчище… Так проще.
— А вдруг не получится? Я хорошо плаваю…
— Ну и? Вода ледяная, тяжелая… если будешь паинькой, она все сделает за тебя…
Вильк сжал тонкие Олины пальцы, зажмурился, чертыхнулся и прыгнул. Они прыгнули вместе. Черная толща воды поглотила Вилька, поглотила надежды, мечты, смерть, жизнь, телефонные гудки и сирень. Где-то отчаянно взвыла собака, быть может, представила, что она волк, а быть может, просилась домой. К хозяевам, в тепло…
Боли не было. Был всплеск, хруст и немного крови… Мелководье, камни и тишина….
Оля, отчаянно ругаясь, выбралась на берег, выжала куртку и кепку. В небе светила полная луна. По мосту бежал парень в кожаном плаще. Курил. Оля посмотрела на него пустыми, черными глазами и хищно оскалилась. Надо попросить сигаретку…
Когда в мире не останется ни одного серого волка, каждая Красная Шапочка сможет спать спокойно…
____________
* Вильк - волк (польск.)
2006
@темы:
Авторское