По темной улице, пряча руки в карманы, он идет вдоль, наискосок и чуть дальше, пересекая траектории чужих шагов, путаясь в полах пальто, в собственных мыслях. Слова, разрезаные на куски, разобранные на составляющие, болтались во рту осколками выбитых зубов, угрожая прорвать мягкую ткань горла и насквозь прошить желудок.
От холода мысли превращались в стекло с неровными болезненными краями вспарывали тонкие оболочки, мягкие ткани.
Шел куда-то, плохо разбираясь в мотивах, причинах и поводах. Пытался сложить события в одну коробку, вооружившись логикой, с болезненной точностью, старательной четкостью нанизывая дни на тонкую ленту. На киноленту собственной невидимой жизни.
Интуиция диктовала дорогу, часы нежно кусали запястье, подгоняли ударами легких срелок. Было темно, несколько раз он терял след, сбивался с привычной тропинки между домами и с полузакрытыми глазами тяжело наступал в глубокие сугробы. Проваливался, как будто с головой в чужой сон.
Ее дыхание прерывалось, часы готовились к остановке.
А он ходил кругами возле больницы, отчаянно стараясь не найти дверь, которая ведет внутрь попахшего лекарствами коридора, потому что слишком боялся успеть заглянуть в ее потерявшие цвет глаза. Потерянные часы и преданные минуты взрызались в озябшие вены, темный коридор сужался, еще один день близился к неизбежной смерти.