история шестая. Про жемчужную улыбку и самоутверждение
Я вяло доедала шестую порцию перечного варенья, а Олеся лениво допивала четвертую чашку кофе.
- Девушки пожелают лопнуть в нашем кафе? - официант со смеющимися глазами вырос из пола.
- О нет, сударь, - я даже не повернулась к нему, - мы просто желаем лопнуть. Нам все равно где.
- И, сударь, - Олеся шумно помешала ложкой остатки кофе, - За такую баланду мы все таки с удовольствием лопнем именно тут, дабы испачкать все ваше кафе своими внутренностями и вашим кофе.
- Чтобы добавить нам работы, сударыни? – я не смотрела на официанта, но готова поспорить, что глаза его были готовы закрыться от смеха.
- Нет, сударь, мы просто очень злые, - я поскребла по пустому блюдцу ложкой.
- В таком случае смею предположить, что еще одна чашка кофе и еще одна порция перечного варенья растопит ваши каменные сердца и задобрит ваши души.
Мы разом повернулись к пареньку. Так и есть – его глаза безудержно смеются.
- Только если кофе будет чертовски хорош, мой сладенький, - приторно заулыбалась Олеся.
- и только если варенье будет за счет заведенья, милый, - я зевнула.
- Как вам будет угодно, мои дорогие!
Официант резко развернулся и зашагал в подсобку. Готова поклясться, что спустя пару мгновений до ушей моих дошел чей-то хохот.
читать дальше
- Можно я присяду, сударыни?
Голос был довольно тихий и чертовски мягкий. Мы повернули головы в сторону говорящего. Первая мысль, закравшаяся в мою бедную голову: «Бежать, пока можно». Но не могу же я убежать не съев седьмую порцию перченого варенья бесплатно?
Краем глаза заметила, что оба худых молодых человека, смеявшиеся до этого без умолку, вдруг замолкли и рассматривали обладателя столь тихого и мягкого голоса.
- Сударыни? – вновь сказал наш гость, а, подумав, добавил, - Мур?
- Мур-мур… - дрожащим голосом вторила Олеся.
- Мур? – обратился гость ко мне.
- Мур, наверное…. – я встряхнула головой и потерла кулаками глаза, - Кот?!
- Я так и знал, сударыни, что мур… Можно я присяду?
- Да… садитесь, наверное, - я неуверенно оглядела пространство вокруг Кота и, не обнаружив там стула, зажмурилась. Когда же глаза снова открыла – Кот сидел. На стуле с самой высокой спинкой, какую я когда-либо видела.
Лапами он мягко обхватил головы резных орлов на подлокотниках и недолго ерзал на зеленом бархатном сиденье, пристраивая поудобней хвост.
- Позвольте мне сделать заказ, сударыни?
Мы кивнули. Бессильно, почти незаметно. Олеся не заметила выпавшую из ее руки ложку, а я – капнувшую на мой белоснежный свитер ярко-оранжевую капельку перченого варенья.
К нам подошел официант со смеющимися глазами, молча наклонился к Коту и тот что-то прошептал ему на ухо. Официант кивнул и удалился. Его глаза молчали.
Кот довольно улыбнулся и принялся нас разглядывать.
Он был гладко выбрит. Осталась только маленькая бородка на его подбородке - эдакий плевочек. По щекам шли два длинных шрама – до самых скул. Щеки постоянно вздувались, то и дело приоткрывая раны. Глаза были спокойными – они не выражали никаких эмоций, разве что вертикальные зрачки сужались и становились почти незаметными, когда он разглядывал какие-то особенно мелкие детали. С его лица не уходило выражение удивительной удовлетворенности и счастья. Он глубоко дышал – его грудь, затянутая в темно-синий тугой свитер, то и дело поднималась и опускалась. Удивительно, как при этом свитер не трещал по швам. Легкий пушок около ушей просвечивал на свету, а ноздри постоянно раздувались, пытаясь поймать как можно больше запахов сразу.
Кот был уродлив?
Нет…
Кот был прекрасен.
Мне и раньше приходилось видеть людей таких, как Кот. Их очень много в любом городе: улыбаются (всегда улыбаются), часто дышат и просвечивают на свету пушком у ушей. Но Кот… Он же настоящий… Он же тут…
Он же из моей истории, черт возьми!
- Кто выиграл? – Олеся нервно покусывала губу.
- Мяу, сударыня? – Он наклонился к ней поближе.
- Кто выиграл игру? – она шумно сглотнула, - Кто вернулся?
- Ааа.. – его губы растянулись в улыбке.
Его улыбка… Его улыбка сверкнула в свете фонарей с улицы и пустила солнечных зайчиков по стенам кафе. Шрамы на щеках раздвинулись и сверкнули жемчужными зубами.
- Победил глухо-слепо-немой… - он задумчиво потер указательным пальцем подбородок, - глухо-слепо-немой…
- Как ему это удалось? – Олеся спрятала пол стол дрожащие руки, - Почему не кот? Тот, другой кот?
- Кот, который был почти так же хорош, как я? – зрачки его сузились, став почти незаметными.
- Да… - она спрятала руки, но плечи выдавали ее дрожь.
- ДА ПОТОМУ ЧТО ЕМУ ПОВЕЗЛО! – Кот резко выкинул вперед правую лапу, вцепившись в стол когтями. Из кончиков его пальцев, в основании когтей, сочилась кровь. Он начал дышать еще тяжелее и чаще, - ЕМУ ПРОСТО ПОВЕЗЛО! – мягкий голос пронизывал все тело. От этого голоса… от него кости начинали болеть, а мышцы сводило.
Мы замерли.
Все замерли.
Во всем кафе двигалась только грудь Кота, затянутая в тугой синий свитер – он пытался отдышаться.
- Понимаете… - он медленно убрал когти, на кончиках пальцев виднелись крупные порезы, из которых сочилась кровь, - Кот.. Этот кот.. Он был почти столь же хорош, как я… Я бы сделал его своим приемником… Научил бы исчезать… - после каждой фразы Кот делал ровно три глубоких тяжелых вдоха. Фраза – три вдоха – фраза – три вдоха, - Я бы всему его научил… Но он не вернулся… Он испугался… - окровавленными пальцами он нежно поглаживал дыры в крышке стола – следы его когтей, - а глухо-слепо-немой… Он просто одной ночью учуял запах… запах кого-то из зрителей, присутствующих на открытии… И пошел на запах… - фраза - три вдоха – фраза – три вдоха, - а она… Она умерла после открытия. Ее затоптали. И он, - всего один вдох, - ОН ПРИШЕЛ РОВНО В СРОК!
У меня голова шла кругом… Да, это он. Это Кот.
Я знала о нем все. И то, что он сам еще в детстве разрезал себе щеки – чтобы шире улыбаться. Разрезал до самых скул. Позже, когда отрастил когти, он сделал два десятка жемчужных зубов и врастил в кожу. Теперь его улыбка была на двадцать жемчужных зубов шире и ярче, чем у других котов. Знала я и то, что он врастил в руки 10-ть стальных когтей. Когти мог пускать в ход в любой момент, но была одна проблема, которую не мог он исправить: кожа на пальцах все время заживала. Пальцы зарастали снова. Поначалу Кот никак не мог терпеть боль гниющих рук и каждодневно разрывающийся плоти. Но со временем пальцы перестали загнаиваться и потеряли чувствительность. Единственное, о чем жалел Кот – так это то, что кровь с пальцев часто его пачкала и плохо отстирывалась.
Я знала о нем все. Знала, как он рос, как думал и о чем мечтал. А сейчас… Сейчас я не могу отвести глаз от его лица и не знаю, что спросить.
- А что … - Кот нагнулся к Олесе так близко и так усердно гладил дыры в крышке стола, что мне стало страшно. Я знала о нем все, кроме одного: что от него ожидать?
- Продолжай… Мур?
- Мур… - Она нервно сглотнула, - а что в этом плохого?
- МУР! Что за глупый вопрос, сударыня? Призом было это шоу. Но как слепо-глухо-немой будет его вести? Никак… Шоу закрыли. Мое прекрасное шоу закрыли! – он не кричал. Не пускал в ход когти. Он просто жаловался.
- Ваш заказ, - невысокий официант с уже-молчаливыми-глазами вырос из пола и поставил перед нами две чашки кофе, одну порцию перечного варенья, салат и добавил в салфетницу еще красных салфеток.
Кофе был потрясающим.