[thebadend]

Название: To be number one © T.
Автор: Psychodoll
Жанр: ориджинал, ангст
Ворнинг: слэш, гет, наркота, аморальщина и прочая нелицеприятная фигня.

пояснения к тексту

Эрк - erk - рядовой или сержант (англ.)
Люция - luz - свет (исп.)
Reina miа - моя королева (исп.)
Принц Альберт, который разваливается на куски - Альберт Саксен-Кобург-Готский, согласно истории, рассказанной Ф. Сагденом и экранизированной братьями Хьюз ("Из Ада"), заразившийся сифилисом вследствие своей пагубной страсти к продажным женщинам. Как умирают больные сифилисом, думаю, иллюстрировать не требуется.
Золотой снег, хало и прочие галлюцинации - фармакокинетика кокаина и его производных предполагает галлюцинации в виде световых фигур и фантомных голосов, которые являются наркозависимому.
Мерисьей нет, все характеры имеют прототипы.


Our heart’s a blood-stained ache…
…It’s broken and bleedin’
And we can never repair © MM


* * *

Мария не любила смотреть на поцелуи.
Ей казалось, что это соприкосновение открытыми ртами абсолютно неэстетично и противоестественно. Как если бы целующиеся кричали друг в друга, но запись коротила, и за шумами человеческих тел ничего не было слышно.
«Сидишь на крыше, мечтаешь умереть, и вдруг смотришь на целующихся юношей, и это – гениально…» - вспомнилась случайная цитата.

Она переступила с левой ноги на правую. Легкая ситцевая юбка в горох зашелестела вокруг ее загорелых коленей. Девушка стояла у кухонного стола. Быстрые пальцы бросили щепотку теплой муки на лепешку желтого теста. Надавливая тем местом ладоней, которое хироманты называют холмом Солнца, на старую бутылку из-под вина, Мария раскатывала рваный овал по деревянной доске.
«…гениально. Гениально. Ге-ни-аль-но».

Мария не любила смотреть на поцелуи.
Ей казалось, что это соприкосновение открытыми ртами абсолютно неэстетично и противоестественно. Как если бы целующиеся кричали друг в друга, но запись коротила, и за шумами человеческих тел ничего не было слышно.
«Сидишь на крыше, мечтаешь умереть, и вдруг смотришь на целующихся юношей, и это – гениально…» - вспомнилась случайная цитата.

Она переступила с левой ноги на правую. Легкая ситцевая юбка в горох зашелестела вокруг ее загорелых коленей. Девушка стояла у кухонного стола. Быстрые пальцы бросили щепотку теплой муки на лепешку желтого теста. Надавливая тем местом ладоней, которое хироманты называют холмом Солнца, на старую бутылку из-под вина, Мария раскатывала рваный овал по деревянной доске.
«…гениально. Гениально. Ге-ни-аль-но».

Ей нравилось повторять про себя это слово на разные лады. Ее красивое лицо принимало одно за другим десятки особых выражений. Глаза смотрели то восторженно, то наоборот – затуманенно и без смысла. Она никогда не мечтала стать актрисой. Но, встречая по-настоящему интересные слова, она не могла удержаться и произносила их снова и снова, представляя, что огни прожекторов золотят ее волосы, а откуда-то из темноты, со складного французского стула, хриплоголосый мужчина в берете кричит: «Покажи мне страсть! Покажи мне восторг! Посмотри на меня – заставь меня поверить…»
Марии казалось, что кроме нее никто этого не делал.

Крошечный острый нож, похожий на острую серебристую рыбу, срезал насыщенно-фиолетовый серпантин, который тут же свернулся змеей у солонки. Мария разрезала неплотную, будто бумажную или ватную, мякоть баклажана на ровные медальоны.

Ее мать, гречанка, всегда готовила баклажановую запеканку по праздникам. Огромная чугунная форма с золотистым слоем теста и оранжевым, глянцево-масляным соком пахла августовским полуднем.
Словно из другой жизни, пришло воспоминание о двенадцатом дне рождения.
Мама собиралась испечь муссакас. Мария проснулась от запаха теплой духовки, прокравшегося в ее комнату откуда-то снизу. Ветер в кухне шевелил белые занавески, соленое греческое солнце чертило по стенам ажурными подвижными линиями.
Мама всегда прятала в именинную запеканку серебряную монетку – на счастье.
В то утро все было особенным.
Мама сидела на полу, у мешка с апельсинами, с белесо-розовой пеной на отчего-то серых губах.

Сегодня Мария не смогла найти монетку. Наверное, счастья не будет. Может быть, мама спрячет ее, пока она, Мария, будет молоть кофе или размешивать соус, и потом, когда все сядут за стол,в одной из тарелок вилка звякнет о твердый блестящий кусочек металла, о кусочек счастья, коорый ни в коем случае нельзя глотать.

* * *

Эрк любил ее смуглые плечи и волосы, похожие на нити черного льна. И ярко-голубую косынку, и тыльную сторону ладони на высоком, вспотевшем от кухонной возни, лбу. Он любовался клубками дыма из темно-красных, чуть в синеву, губ. Читал выражения небольших, внимательных темно-карих глаз и рисунки нервных, костлявых ладошек.
Голос Марии, с едва уловимым греческим акцентом и чисто испанскими интонациями. Когда она говорит, то попеременно убаюкивает и удивляет – проверяет внимание? У нее странная манера разговаривать. Никогда не знает, откуда возьмется еще одна с виду бессмысленная фраза в следующую секунду. Мария была рассеянной, но ее никто в этом не обвинял.

Он просто любил ее.
Признаваясь себе, что мог бы любить сильнее, но определенно не Марию, потому что ей Эрк отдал всю любовь, которую только мог отдать…женщине.
А этого, рано или поздно, станет мало.
Он ненавидел эту мысль.

* * *

Она услышала, как в дверном проеме шевельнулась занавеска из прозрачных пластиковых бус.
Улыбнулась. Пальцы расчертили слой муки на столе, погладили шелковистую пыль.

Несколько кошачьих шагов спустя, Эрк порывисто прижался к ней сзади, положив теплые ладони на живот девушки. Тяжелым поцелуем отметил ее шею, чуть прикусив кожу, и тут же зализав место укуса.
Мария беззвучно выдохнула, мутнеющий взгляд скользнул с разделочной доски на потолок, пытаясь зацепиться за что-нибудь незначительное.
Сколько они были женаты? Несколько месяцев?..
От мужа исходил густой горько-пряный запах эклюзивных кожаных диванов, старого виски и стопок бумаги. Он словно превращался в осязаемую субстанцию и окутывал ее всю, не оставляя ни уголка абсурдным мыслям о том, что на этой планете может быть кто-то еще, кого Мария любила бы так же безусловно и безраздельно, как Эрка. Он был центром ее реальности, точкой, вокруг которой вращается весь этот безумный мир. Весь его безумный мир – бесконечные кастинги, прослушивания, съемки… И он знал, как управлять этим миром, он создал его часть.
Обдолбанные в ноль звезды, истеричные примадонны, развратные старлетки – Эрк умел расставлять их по местам. Они, как завороженные кобры, слушались его голоса и внимательных жестких глаз.

Когда Эрк смотрел на свою молодую жену, его взгляд делался мягче и теплее.
Улыбка Марии перечеркивала все дерьмо, которое только могло произойти за день. И когда она спрашивала: «Как прошел твой день?», встречая его, усталого и издерганного, чашкой горячего кофе, Эрк ловил себя на мысли, что день, как бы он ни прошел, остался где-то за порогом, в толпе, в вечных пробках на загруженных мадридских автострадах, в прокуренных клубах, в пустых глазах маленьких девочек, подсевших на дешевое ширево – где угодно, только не рядом с женщиной, которая любит его.
Он всегда отвечал: «Чудесно, reina miа».

Вдруг, Мария, дернувшись, сбросила руки мужа.

- Господи боже, Эрк! Смотри… - девушка показала на человека, стоявшего под окнами их квартиры на первом этаже.
Худой высокий мужчина в светлом кашне поверх сплошь черного костюма не мигая смотрел сквозь стекло. На тихой calle de Silva уже стемнело, и синий сумрак почти полностью скрывал черты его лица. Беззвучно шевелилась листва, гасли и загорались соседние окна, один за другим цепочкой начинали светиться фонари. На лице мужчины красовалась кривоватая усмешка на пять и пять тысяч лет одновременно, которую человек со стороны мог бы растолковать как угодно, и только тот, кто знал, в чем было дело, мог с точностью сказать, о чем в ту самую минуту думал умеющий так улыбаться.

Девушка схватилась за виски и, опустив глаза, вышла из комнаты. Эрк видел, как ее лицо промелькнуло отражением поверх почти совсем растворившегося в бликующих электрических лучах уличного освещения человека снаружи. Они смотрели друг другу в глаза какую-то долю секунды.
Шаги Марии смолкли где-то в районе ванной.
Эрк перегнулся через кухонный стол и задернул штору.

В тот вечер виски в домашнем баре оказалось мало, а ничего кроме black label он не пил.
Мария через каждый час тихонько стучалась в дверь его кабинета и спрашивала, не собирается ли он ложиться спать. Эрк морщился, словно от боли, ловя интонации ее бархатного голоса, который, наверняка, звучал бы так же ласкающе, даже доносись он из-за решетки камеры для смертников. Ему безумно хотелось, чтобы этой женщины в его жизни хоть на пару часов не стало.
Чтобы вместо нее там, за дверью к нему скребся другой человек. Человек, которого он боялся. Которого не хотел больше видеть. Которого хотел разрезать на тонкие ленточки кожи с обрывками мышц, чтобы раз и навсегда избавиться от его фантомной руки на своем плече и от непрерывно колющего спину взгляда.
Которого он любил. Любил так сильно, что его мутило от собственной слабости к этой развратной богемной дряни.
Но, скорее всего, это все-таки просился наружу виски.
А потом он презирал себя за эти мысли, но, сколько ни гнал их от себя, не мог от них отделаться.

Мария опустилась на пол у двери в кабинет мужа и прислонилась затылком к прохладному полированному дереву. Из комнаты не доносилось ни звука.
С оборотной стороны двери сидел Эрк, уперев локти в острые колени согнутых ног и закрыв лицо руками.

Под утро, прокравшись в спальню, он прилег на край кровати и, отвернувшись от Марии, провалился в тяжелый сон.

Мария молча смотрела на дурацкую люстру в венке лепнины под потолком. Слезы одна за другой скатывались на подушку и казались крепкими от поселившегося рядом запаха спиртного и разрывающей боли.


* * *


О том, что он женится, я узнал от какого-то сильно все про всех знающего общего «друга».
Сколько их таких – друзей на одну сигаретку?
Я не злопамятный. Я вообще не злой.
Я всегда с ними здороваюсь, но никогда не жму руки.

- Мы с Лолой просто с ног сбились, так хочется подарить Эрку и Марии что-нибудь интересное, но все эти агенства для молодоженов советуют наборы кастрюль, а у Лолы художественный вкус, туда-сюда, ну и ты понимаешь, теперь это миссия века… Ведь где ты видел кастрюлю в духе последней коллекции Prada? – и этот мудак расхохотался, как будто очень смешно пошутил.

Я скурил сигарету в две тяги и с чувством затушил бычок о его невъебенно элитную записную книжку в обложке из кожи наппа. А потом посоветовал ему заткнуться и пиздануть из-за моего столика в темпе «фаст энд фьюриос».

Пустая подворотня где-то за клубом. Мусорные баки. Быстрый набор.

- Да? – наш великий, мать его, продюсер! Сделал вид, что не смотрел, кто ему звонит.
- С-С-С-СУКА!!! Почему?!!
- Что конкретно тебя не устраивает?

Я выдавил из себя нервный смешок. Больше всего на свете тогда мне хотелось швырнуть телефон об асфальт и растоптать этот самоуверенный бизнес-голос ногами.

- И ты еще спрашиваешь, ЧТО?
- Марк, я люблю ее. Через две недели мы поженимся.
- А мне предлагалось узнать об этом из какой-нибудь светской хроники?!
- Ты их не читаешь.
- Действительно! Как удобно!

Какое-то время мы оба молчали.

- Зачем ты звонишь?
- Зачем ты женишься?
- Она любит меня. И потому что это правильно.

Я не знал, что ему ответить.
Раз! – и все.
Я больше не number one.

- А ты, Эрк? – в конце концов, что я ожидал услышать? Пусть иррационально, пусть наивно, но когда это так необхо…
- И я. У нас с ней все получится, слышишь?!

Я тупо молчал и чуть не раскрошил себе пол верхней челюсти, пытаясь не зареветь.
Я. Больше. Не. Number. One.
«Мы больше не нуждаемся в Ваших услугах, и считаем целесообразным расторгнуть контракт досрочно с выполнением всех предусмотренных взаимных обязательств сторон».

- Давай все это закончим.
- Пожалуйста. Сейчас?
- Да, блядь, сейчас. Хочу, чтобы тебя больше не было в моей жизни. В нашей с ней жизни. Не было. Совсем.
-B-e-a-fuckin-utiful.

Я нажал на кнопку окончания вызова и аккуратно убрал трубку в карман.

Я не понимаю, как мы говорим
И друг друга зная
Что же мы творим
Телефоны забыли
Номер дома забыли (с) Т.

Потом перевернул несколько мусорных баков и выбил две костяшки на правой руке.


* * *

- Эрк?
- Да, reina miа.
- Я… я не отвлекаю тебя?
«Не отвлекает ли она меня», - подумал Эрк. – «У меня спонсор на параллельной и стадо вешалок для загона под промо-постер.»
- Ну что ты.
- Эрк…
- Что-то случилось?
- Нет, просто…
- Да, да, всю партию в фойе. Кофе напоите. Прости, не тебе. Так что ты хотела?
- Я, наверное, не вовремя.
- Мария!
- Я беременна.

Несколько секунд на том конце провода висела тишина.
Мария загадала, что, если он сразу что-нибудь скажет – все будет хорошо. А если промолчит… Она почему-то не подумала, что будет тогда.

«Вот так все и случается. Какой, к чертям собачьим, бизнес-план… Ну, скажи ей, что не сейчас, не хочешь, не нужна! Или порадуйся с ней и отпусти, наконец, его из своей жизни.»

Эрк закрыл глаза и потер переносицу указательным и большим пальцами. Привычно поискал пачку и щелкнул зажигалкой. Вдруг выбросил прикуренную сигарету.

- Reina, это замечательно.
«Господи, что я говорю?»
- Ты…правда так думаешь?
- Конечно.

«Конечно. Все это уже конечно, но, увы, безначально».

Мария улыбнулась и боязливо, словно боясь расплескать свое вдруг обнаружившееся счастье, спустилась с крыльца медицинского центра.
Эрк все-таки закурил.

- Сеньор Рубио? Да, простите, что заставил ждать. Нет, конечно, я не передумал. Сегодня в пять.

* * *

У двери моей квартиры совершенно неожиданно обнаружилась девочка. Такая дурненькая, в очках каких-то дурацких – и не взглянет никто. Сидит на полу, вцепилась в стопку бумаги и… и чего, спит?
Глянул на часы – черт, третий час.
Вспомнил.
Перед тем, как я пошел заливать свое невъебенное горе, директор проекта обещал прислать ассистентку с новым сценарием. И вот, эта самая ассистентка дрыхнет у меня под дверью.
Потыкал ее ногу носком туфли.

- Эй… Слушай, вставай, а? Мне в квартиру не войти.

Эта дура подскочила, как от электрошока и начала что-то чирикать на своем ассистентском наречии, быстро и охуенно неразборчиво. Когда она встала и отсоединилась от папки с листками, я заглянул в вырез ее блузки и смысл сказанного вообще затерялся где-то между мозгом и хуем.

Girl, if only you knew on how many heavy drugs I’ve been that night…© MM

Потом (из того, что удается припомнить) было еще много выпивки. Не возьмусь утверждать, что за чудо-колесики и в каком порядке я совал в рот той девчонке, но крышу ей снесло просто под ноль. А пока она облизывала с моих пальцев крупинки «снежка», я сам чуть не задымился.
Почти не переставая хохотать, она сказала, что никогда не курила крэк. Теребя ее соски, я спросил, есть ли ей 21. Она снова рассмеялась и вместо ответа положила мою руку себе на киску. Там было уже горячо и влажно.
Я встал, чтобы набрать в джакузи горячей воды. Она приползла за мной следом на коленках и стала смотреть, как я готовлю трубки.


* * *

Следующее, что я помню - на пороге нашей купели стоит Ри.
Мне в нос бьет вычурный запах ее дорогущих духов. Ее каштановая грива светится тонким, воздушным сиянием, хало, расползающимся лучами до дверных косяков. Она совсем как блядская Магдалина, смотрящая на своего распятого сынка. Из ее густо накрашенного глаза выползает капля воды и превращается в золотой снег.
Я люблю золотой снег. Он напоминает мне, что я очень богатый.
Она пинает носком туфли откатившийся от меня пузырек амилнитрита и пытается что-то сказать, но ее рот затыкают всхлипы, и в глубине души я рад, что не могу разобрать ни слова.
Мой лживый маленький ангел... Глупая сука.
Со своей позиции на полу я вижу ее длинные ноги в каких-то дурацких лосинах, которые пузырятся на коленках. Вижу, как она плачет, схватившись ладошкой за губы.
Ри швыряет в меня ключи - брелок от "Тиффани", мой подарок в честь открытия ее проекта, - в моей голове она вверх ногами, поэтому блестящая херня летит по траектории острого угла, которая в конце концов сходится с полом.
Ри разворачивается и стучит своими шпильками куда-то в коридор. А я опускаю глаза на девчонку справа - она бессодержательно улыбается и, обшаривая горячими пальцами мой живот, наклоняется к члену.
Я благодарю мироздание за то, что был мертвецки пьян, иначе спустил бы, наверное, на второй же минуте – ассистентка что надо. И откуда так умеет в свои-то…


* * *

Блядь.
…
Что это было?..
…
Который, мать твою, сейчас час?..
Какая это планета?
Воняет прямо как на Земле.
Ну вы подумайте, и правда Земля.
Да еще и амилнитрит.
Привет, стояк!
[смех, переходящий в кашель-щелчок зажигалки-затяжка-выдох]
Паскудно иметь зеркальный потолок в собственной ванной, когда просыпаешься после охуенно бурного вечерка.
[тяжелый вздох]
Ну ты и урод, дружок.
Hello world! Проснись и пой в своей промудоблядской стране тюльпанов.
И читай сценарий.
Который оставила вчерашняя соска.
Которая уже куда-то съебалась.
Даже дверь не закрыла.
Охуеть.


* * *

Стук в дверь заставил Эрка нехотя подняться с дивана. Он никого не ждал, но внутри что-то предательски екнуло и захолонуло, стоило ему прикоснуться к полированной ручке замка.
Марк.
Марк?!

- Привет, - как ни в чем не бывало.

На секунду Эрк подумал, не с поздравлениями ли он пришел.
- Что тебе нужно?
- Можно я войду? Спасибо, - как обычно, хамски вежлив, прошел мимо него в холл.

Эрк обернулся.

- Мария скоро вернется.
- Мило тут у вас.
- Так зачем ты пришел?
- А это так важно?
- Марк.
- Без тебя все рушится к чертям собачьим, - он шагнул вплотную к Эрку. – Понимаешь? Ты понимаешь?!! Я… Блядь, Эрк, ты соображаешь, что мы делаем? На тебе же лица нет. Похож на ходячий труп в костюме от Дольче. А я вообще забыл, на каком я свете…
- Да. И?
Марк отшатнулся от него.
- И? И, знаешь, что я думаю, мудак? Мы сдохнем друг без друга.
- А она – без меня.
- Господи… - он схватился за голову. – Чтоб черти побрали эту твою шлюху прямо в ад.

Удар в челюсть последовал почти что незамедлительно.
Марк пошатнулся и, наклонившись над паркетом, сплюнул кровью. Поднял глаза на Эрка и тяжело выдохнул. Тот вынул из кармана брюк носовой платок:
- Вытрись.

Он медленно подошел к Эрку. Выхватив из его руки платок, с силой впечатал его в стену и порывисто, грубо поцеловал, кусая его губы и мешая две боли в один невыносимый горько-соленый коктейль.
Какое-то мгновение Эрк действительно думал, что оттолкнет его.
Это было очень, очень короткое мгновение.
Он прижал Марка к себе так сильно, что, кажется, хрустнули кости. Страшно отпустить. Безумно страшно. И безумно четко, как в кино, как в замедленной съемке – его карие глаза. Зрачок в полрадужки от адреналина и волшебного порошка. Несколько хрустальных снежинок на левой ноздре. Жесткие губы. Запах сигарет из его рта и прохладный быстрый язык. Худые сильные пальцы, которые хватают за волосы на затылке, притягивая ближе и сдавливая в этом ненасытном объятии.

- Сука… Что ты со мной делаешь…
- Я люблю тебя, - ответил Марк.

I love you to death
I love you completely
Our love is purely pain © LAM

Мария стояла в проеме распахнутой двери, зажав рот рукой. Сумка выпала из ее рук и глухо стукнула о покрытый ковролином пол коридора. Эрк услышал стук ее каблуков по лестнице и хлопок входной двери. Что-то внутри него оборвалось и ухнуло вниз, скрутив кишки холодным узлом.
Он оттолкнул Марка:

- Зачем ты пришел?!! Ненавижу тебя, слышишь?! Ненавижу, блядь…

Эрк выбежал из квартиры на залитую тревожным вечерним светом calle de Silva, но Марии уже не было видно.

Марк медленно вышел на крыльцо и сел на ступени, наблюдая за удаляющейся фигурой.


* * *

«Ах, смотрите! Он – принц, он – принц, а шлюха рядом с ним – королева…»

Эти блядские придворные думают, что я не слышу, как они шепчутся у меня за спиной своими грязными, гнилыми ртами.
А я все слышу. Даже как в их кишках ползает их вонючее дерьмо.

«Отряхнись, щенок!..»
«Альберт, он – принц, он – принц!»
«Смотри, что ты наделал – столько бусинок и все под ноги! Собери их, скорее, нам нельзя здесь долго.… Брось их на небо, на небо – их же будут искать».

Я не могу собрать все, что разбросал.
Все поздно. Все не так.
Простишь меня? А я просто еще один мудак, который думал, что чего-то достиг в этой
гребаной жизни.
Есть я, и есть правила. А тебя теперь нет.
Что бы я ни делал, никогда не изменю себе.
Тебе.
Кто я без тебя?

Everyday I wake up, I feel like shit
So fucked up
So lost without you © Agonoize

:смех:

А без тебя – я хрустальный. Лёд.

«Альберт, он – принц, он – принц! Он разваливается на куски!..»

Заткнитесь! Заткнитесь блять все!


* * *

[1:32 ожидания на линии]
[щелчок соединения]
[вдох – выдох - вдох]

Хриплый мужской голос:
- Ри?..
Напряженный женский:
- Зачем ты звонишь, Марк?
- Ри. Прости меня, я дурак, ничтожество …
- Марк, ради бога… Ты пьян.
- Приезжай сейчас, пожалуйста. Мне очень нужно.
- Что, больше некому? Странно.
- Мне плохо, Ри. Здесь…блядь, здесь все как в аду.
- Ты сам его сделал, Марк.
- Прости меня, - шепотом.
- Бог простит.

[короткие гудки]

Ри положила трубку и несколько раз всхлипнула, размазывая смуглыми пальцами черные штрихи туши и блестящие перламутровые тени. Вздохнула. Поправила потекший грим. Провела ладонями по лбу и вискам, стирая тяжелые мысли. Закурила.
Она не чувствовала себя виноватой. Или способной помочь. Или тронутой. Внутри было пусто, ничто не дрогнуло от когда-то любимого голоса, который звучал в этот раз глухо и словно с другого света.
Всему есть предел. Все начально и все конечно. И все – закончено.


[щелчки многоканальных соединений]

- Полиция Мадрида, добрый вечер.
- И вам того же. Calle de la Fe, 29. Пентхауз. Не торопитесь особенно. Он уже мертв.

Марк нажал на клавишу окончания вызова. Закатал рукав рубашки и несколько раз сжал кулак на левой руке.


* * *

Мария бродила по улицам, не замечая, куда идет. Перед глазами все плыло и смешивалось в безумную катавасию из разноцветных огней, громкого хохота пьяных прохожих, столбов дыма из напомаженных ртов проституток, сигналящих ей машин с матерящимися водителями внутри и пляшущих по стенам матерных слов, нарисованных струей краски из баллончика.
Она понятия не имела, где сейчас находится. Слезы лились из ее глаз и стекали по щекам на шею, забираясь в вырез платья и царапая подсыхающими солеными потеками.
Она чувствовала себя грязной. Все внутри было в любви к Эрку, к человеку, который лишь позволял любить себя, а на самом деле трахался с этим подонком по всем углам. Ей хотелось вывернуть себя наизнанку и выполоскать в едкой щелочи. Чтобы ничего – ничего не пачкало больше.
От быстрой ходьбы кололо в боку и сводило живот, уже порядком округлившийся за полгода.
Нужно было быстрее, прочь от всех мыслей, что разрывали голову на части.
Она свернула с calle Latoneros. На середине дороги смутно знакомый голос крикнул:

- Мария!

Она обернулась, но успела заметить только приближающиеся огни фар и оглушительные гудки.

Эрк стоял на противоположной сторне улицы и, пытаясь вспомнить, как нужно дышать, смотрел на жену, лежащую в луже глянцевой черно-красной крови посреди calle de Toledo.

* * *

В зеркале потолка отражается моя белая морда.
Сверху падает золотой снег.
Черт, почему так бьется сердце…
Я люблю золотой снег… Я люблю золотой…
Я снег.
Я снег.
Прости меня…
Я…


* * *

Из отчета офицера N.:

«Труп мужчины лежал на полу в ванной комнате, вверх лицом, головой в сторону востока. Голова трупа была слегка повернута вправо и левой щекой соприкасалась с полом. Ноги были вытянуты по оси туловища. Левая рука была согнута в локте и перетянута медицинским резиновым жгутом, впоследствии ослабленным. Правая рука была вытянута по оси туловища. Пальцы рук согнуты...»

Люция не ожидала от вызова ничего особенного. Уже кем-то обнаруженный труп, звонок из квартиры по адресу. Скорее всего, сосед или кто-то из близких. Стандартная процедура. Смерть уже давно перестала казаться ей чем-то из ряда вон выходящим. Если бы она горевала о каждом принятом за дежурство трупе, она была бы хреновым полицейским. О крайней мере, думать так было легче, и это значительно упрощало жизнь.

«…На трупе была хлопчатобумажная рубашка и брюки черного цвета без следов крови или других веществ. Рубашка трупа была расстегнута на груди, рукава закатаны. В непосредственной близости от трупа находился использованный шприц со следами наркотического вещества, предположительно опиатной группы…»

По мере того, как патрульная машина подъезжала к месту вызова, адрес казался ей все более знакомым. Связанным с чем-то «на слуху».
Люция поднялась на верхний этаж и вошла в пентхауз. Дверь была не заперта. В квартире было темно. Из глубины помещения сочился слабый свет, по всей видимости исходивший из комнаты в дальней части помещения. Девушка шагнула по направлению к свету.

«…У трупа были узкие опущенные плечи и длинная тонкая шея с выступающим кадыком. Лицо было скуластое, треугольной формы. Надбровные дуги, покрытые негустыми светло-русыми бровями, выступали. Рот был полуоткрыт. Ушные раковины имели овальную форму…»

Она увидела его там, на полу ванной. Бледного, словно с атласным лицом. Люц подошла к Марку, считая шаги. На пятом повторять про себя «не реви» уже не помогало. Она беззвучно опустилась перед ним – или тем, что было им, на колени. В его пальцах еще тлела сигарета. Люция взяла окурок и, сделав последнюю затяжку, затушила его о кафельный пол.
Прядь ее светлых волос выбилась из прически и упала на лицо. Она медленно заправила ее за ухо и ледяными руками опустила еще теплые веки Марка.

Толпа папарацци ворвалась через несколько минут. От беспардонных вспышек их фотокамер в полутемной квартире стало едва ли не светлее, чем днем.
Они сфотографировали светловолосую женщину-полицейского, держащую голову трупа на своих коленях и утирающей слезы, одной рукой пытаясь заслониться от объектива.