[thebadend]

без названия. зарисовочное.







Через скомканные серебристые занавески по ее плечу крадется свет. Заползает на мои губы – растекается, заполняет суховатые трещины. За окном часами стучит снег, капает глухо и остро на вымокший подоконник – отмеряет весну. Поправляю носком левой ноги ее коленку – тяжелая. Промозглый ветер шевелит тюль и царапается зябкими мурашками по коже. Обнимаю ее крепче. Утыкаюсь носом в нежные тонкие волосы у виска, чувствую, как пахнет – остывшим дымом и сухой травой. Снаружи раздается навязчивое пение птиц – вовсе не кстати. Глажу холодной ладонью ее спину. Безупречная кожа, ни единого изъяна – на ощупь, как промасленная резина.





Помню, как встретила. Стоял в начале лестничного пролета – высунулась из входной двери, в черном платье до пола, а волосы длинные и шелковые невозможной вуалью. Смотрит вечно испуганными глазами, улыбается. Пальцы хрупкие – на дверной ручке. Подумал, что никто никогда не встречал – вот так. Понравилось.

Помню темную прокуренную кухню. Кофе в турке.

- Кофе хочешь?

- Да, если не трудно.

- Вареный.

- А я в турке совсем не умею.

- Да что тут уметь – засыпал, залил, поставил, ждешь, пока вскипит.

- Не знаю. Просто. Давай я у тебя поучусь.



Помню, соврал, что без сахара. Пил горячий и подгорело-горький, закуривал сигаретой, чувствовал отчего-то, что сделал все правильно.

Помню, нервно глядел на странные безделушки – у нее на столе. Почти догоревшие свечи из мешка в сто штук. Уродливые, в алюминиевых формочках – у фотографии улыбающегося парнишки. Фотография в рамке. Подумал, что тот, с улыбкой и свечками – наверное дорог ей. Не помню, отчего.

Ворох бижутерии – прямо на кухонной клеенке. Забитая окурками блестящая металлическая пепельница. Без света. Дым.

Помню, проглядел плакат с каким-то бледным существом над ее головой. Видел столько раз на фотографиях ее дома – и не заметил, когда пришел. Смешно.



Разговаривала, необычно интонируя фразы. Замечал раньше неслыханный говор, пытался представить – как она, хрупкая – стоит посреди междугородней трассы и тормозит первого попавшегося. Похлопывающие от ветра штанины заношенных джинсов, пыльные, обтрепанные. Сотня звенящих браслетов. И опять волосы – длинные и шелковые невозможной вуалью.

Смеялся. Что-то ей отвечал. Разглядывал плохо набитый рисунок на предплечье – синеватая завитушка. Заметил сплошь исполосованные советскими бритвами выше локтей руки. Подумал, что по глупости. Скорее всего, был неправ.



Помню, как склонился над ее компьютером – что-то показать – нечаянно убрал ей слетевшую прядь. Взглянула снизу – глаза светлые, огромные, как озера. Упал в них каплей.



Помню. какая нервная – как наигранными пальцами – по коже – вплавь по солнечному времени, не касаясь губ, думая, что пройдет. Помню, как схватил ее за руку, как сама – нырнула в тиски, улыбалась – доверяла. Шагами назад – до неклюже раскинутого дивана, заваленного одеждой. Наскоро сброшенные вещи – иллюзия оправданности необдуманного порыва. Помню ее решетчатые ребра и трогательно, как-то по-птичьи торчавшие кости бедер.



Провожу пальцем по застывшему бледному рту. Устала. Сколько ненужных – не для меня – слов за такую короткую жизнь. Тише, теперь можно долго молчать. Пока там, наверху, не скажут встать и заговорить.



За стеной заплакал ребенок. Чувствуют ли дети острее? Откуда знают, в какие моменты им именно должно начать отпевание?



Промокшие простыни давно остыли. Липкая, пахнущая кожа начала потихоньку превращаться в отвердевающий воск. Красивая. Такая спокойная – теперь. Даже глаза – светлые, огромные, как озера – больше не боятся. Погладил ее сосредоточенный лоб – сухой, ровно прохладный. Осторожно отделил ее раскрытую грудь от своей – по краям успела присохнуть коричневой коркой – тяжело отходила, с мокрым утробным всхлипом.

Не хотел отпускать.



Перевернул ее на спину. Смотрит вверх и чуть наискосок – видит что-то. Последний раз дотронулся до ее затихшего настрадавшегося сердца и быстро отвернулся. Вместе с остатком любви и чувством смутной горечи захотелось смыть заскорузлые потеки крови.



Оделся скоро. Прощения просить не стал.