«Её жизнерадостности не было предела, своим оптимизмом она сражала всех вокруг, своей неизменной улыбкой она согревала сердца окружающих. Даже солнце, боясь потерять звание первого в мире светила, палило при виде неё в несколько раз сильнее».
Да, так обо мне говорили.
Видя, как две пятилетние курносые подружки вышагивают по шершавому тротуару, прохожие улыбались – да, забавное было зрелище, ведь мы как сиамские близнецы все время ходили плотно прижавшись друг к другу. Но виделись мы нечасто – всего лишь раз в год, когда я приезжала к бабушке в маленькиё городок на севере. Каждое лето я приезжала и первым делом бежала к своей «сестрёнке»! Так было и в пять лет… и в шесть… и в семь… А в восемь лет мы уже не увиделись. Её насмерть сбил поезд. Наверное, в тот самый миг поезд сбил и меня, насмерть… по крайней мере, ощущения были именно такие, хотя что может чувствовать мёртвый? Ничего. Значит, всё-таки я осталась жива. Теперь каждое лето я приходила к её могиле, садилась перед памятником, на котором был выгравирован её портрет, и молча смотрела в её большие грустные глаза. С её смертью во мне что-то умерло.
Время лечит, а я – хороший пациент. Я снова улыбаюсь людям и всегда верю в лучшее.
читать дальшеЯ перестала ездить к бабушке на лето, мне просто нечего было там делать. Да и повзрослела я… мне уже 13 лет. 1 сентября… Мы всей параллелью едем за город – отдыхать. Уже в автобусе я случайно повернулась назад и моментально утонула в синей пропасти его глаз! До этого я думала, что сравниться по мощности с ударом током ничего не может, а оказалось может – любовь с первого взгляда. Но шибануло, видать, только меня – всерьёз и надолго. Три... три года меня не отпускала ноющая боль и дикий восторг при одном его взгляде в мою сторону. Но однажды во мне второй раз что-то умерло. Умерло тихо, не причиняя особого дискомфорта. Но умерло.
А я всё продолжала улыбаться. По-другому я не умею жить.
Я стала спокойней для себя и ещё больше непоседливой для окружающих. За внешней жизнерадостностью скрывалось что-то другое, мне не свойственное. Оно проявлялось в минуты слабости, когда я убегала от своих друзей, чтоб они не увидели пустоты в моих глазах, чтобы ненароком не почувствовали боль, которую я носила где-то слева в груди. Я била себя по щекам, взывала к жизни, пыталась заплакать (говорят, это помогает), но всё было тщетно. Когда друзья меня находили с криками «а-а, вот ты где, наша кошка, которая гуляет сама по себе», я была настолько измучена самой собой, что сил хватало лишь на слабую улыбку. Впрочем, этого было достаточно, чтоб никто не заподозрил неладное.
Моя душа жаждала любви. Мне не нужно было, чтоб меня любили, нужно было любить самой. Девочки и мальчики, вновь и вновь появлявшиеся в моей жизни, уходили бесследно, не оставляя никакого, если можно так сказать, послевкусия. Я не умею плакать, я умею только улыбаться. Но еще никто не догадался, что иногда я плачу, улыбаясь. Не догадался никто, кроме него. Он появился в моей жизни после обычного знакомства. Сразу отмечу, что ничего многообещающего с самого начала не было. То есть, совсем не было. Мы были хорошими знакомыми, даже друзьями нас назвать было трудно, мы друг друга знали плохо. Да и разными мы были: я ни минуты не прекращала улыбаться, он же больше был похож на трагического персонажа – серьезный, немного грустный, ещё мы оба были похожи на представителей семейства кошачьих, правда я больше походила на кокетливую рыжую кошку, а он на грациозного черного кота с белым воротником. Но всё-таки он знал меня лучше. Это я поняла, когда однажды он меня прижал к себе и прошептал «Не плачь, мы – кошки – не должны плакать», хотя я улыбалась. Да, я плакала… тогда я плакала, улыбаясь.
Со стороны никто бы и не заметил, но он почувствовал. Увидел, прочитал в глазах и понял. С тех самых пор он был всегда рядом, он стал неизменным спутником моей улыбки. Никогда больше при нем я не плакала, просто плакать было не о чем – я любила. А он по-прежнему был весь в чёрном – снаружи и внутри. Однажды я его спросила, почему он такой грустный. Он ответил, что ждёт. На мой вопрос, что именно, ответ был предельно краток: «Свободы». «Ты свободен» - сказала я тогда. «Нет, какая ж это свобода» - горько усмехнулся он. Помню, я приняла всё на свой счёт, подумала, что он намекает на наши отношения и, по-своему поняв, какой свободы он хочет, заявила ему, что теперь он свободен и может со своей свободой катиться на все четыре стороны. От обиды ком встал в горле, но я неизменно улыбнулась и пошла прочь от теперь свободного человека. Помню его крик мне вслед «Погоди, глупенькая моя, ты не так всё поняла. Не той свободы я жду, не той». Но мне было всё равно. Он звонил, приходил ко мне, но я, всё ещё обиженная, нарочно не шла с ним на контакт. Потом звонки прекратились. Он пропал. Исчез. Испарился. А я сутки проводила у телевизора – на улицу мне не хотелось. Вечерние местные новости: очередная забастовка рабочих, открытие нового магазина, снова ДТП… «садясь в нетрезвом состоянии за руль, водитель «десятки» не думал, что в этот вечер он может лишить жизни невинного человека. Молодой человек в тяжёлом состоянии был доставлен в центральную районную больницу». Почему я так задрожала? Почему ноги сами привели меня к телефону? Почему голос его матери был таким глухим? Неужели ОН – жертва аварии?
… И вот грязно-зелёные стены больницы, обшарпанные старые полы, белых халат на моих плечах, холодная рука любимого человека, мольба о прощении на моих застывших губах. Он лежал и смотрел в потолок. Я молча стояла рядом. Вдруг он впервые улыбнулся по-настоящему и сказал «Вот она свобода! Вот оно – освобожденье! Не скучай, любимая. Жди, и ты тоже дождёшься!». Он умер. И во мне в третий раз что-то умерло.
…потом были похороны, которые я плохо помню, больница, в которой пролежала с нервным срывом, осень, которая началась почему-то позже, чем закончилась. Всё смешалось. Лишь одно стало на своё место. Я поняла, какое освобождение он имел в виду. Когда-то мы сидели с ним в парке, рядом с нами дремала какая-то смешная кошка. Тогда он сказал будто бы в пустоту «Вот кошки… у них девять жизней…бедные существа…бедные…» «Да, бедные, - подхватила я. – Так мало у них жизней». А он ответил: «Ты не поверишь, как это тяжело столько жить!». Да, его жизнь была трудна. В семь лет его семья попала в аварию. Погибли отец, брат и две его сестры. Лишь он выжил. Да еще и мать, которой не было тогда в машине. Лет через пять его лучший друг уехал в Германию, вскоре связь с ним была окончательно потеряна. Правда, спустя несколько лет появился новый человек, который стал его лучшим другом. Девушка у него тоже была. Когда он узнал, что она беременна, то его счастью не было предела, хоть ребенка они и не планировали. Он буквально носил девушку на руках. А она, никому не говоря, сделала аборт… убила ИХ ребёнка. Он не смог её простить, впрочем, она не долго терзалась угрызениями совести, спустя месяц она вышла замуж за его лучшего друга. Так за всю жизнь он потерял восемь близких ему людей… А в девятый раз в нем что-то умерло из-за меня, из-за моей глупой обиды… Да, это я его убила, и это я дала ему свободу, которую он так долго ждал. А теперь жду я. Жду, как когда-то ждал он. Жду, чтобы наконец-то улыбнуться настоящей улыбкой.
Говорят, у кошек девять жизней, вот и я знаю, что еще пять раз во мне что-то умрет, прежде чем я получу долгожданное освобождение от земных мук.