у прочитавших споры по поводу того, можно ли назвать такой конец хорошим %)
надеюсь на вас ))
пролог
Нам было так страшно, божечки, так страшно! И куда она нас завела.. Ах, знали бы, знали бы. Да никогда, да ни в жизнь. Вот так и связывайся после этого со шлюхами! А мы ведь подозревали, мы ведь почти знали. А она всё приговаривала: «ещё немного осталось, скоро придём». И мы всё шли, шли.
Ах, как жутко было, как жутко было! Спускаемся в подвал и уже почти не видно ничего. Меня только сзади дёргает за юбку и шепчет, что боится, что дальше идти не будет. А назад-то ещё страшнее, туда мы за ней, а обратно сами. И не дойти, вон куда уже спустились. А она только фонариком скользит по стене и приговаривает: «Почти, почти. Не устали?»
И мы бы ни за что не стали сами, по доброй воле. Но раз уж пришли, просто, кажется, пришлось подчиниться. Но, Богом клянусь, мы не хотели, не хотели. Я сама просилась назад, я ей так и сказала: пожалуйста, пожалуйста, выпусти. А она только твердит: «Выход там. Вас никто не держит». Но как мы могли? Нас же потом.. Нас же все эти. Всё это. Было страшно, страшно.
читать дальшеИ жарко. Очень жарко. Сыро и жарко: даже юбка промокла насквозь. А эта шлюха только улыбалась и пальцем на лестницу тыкала: выход там, выход там. Вы бы сами что сделали на нашем месте? Я и опомниться не успела, как Олю увели, потом только увидела её выползающей из угла, скалящейся на меня. И потом пришлось ещё идти по улице, прикрывая её своей курткой. Так и шла, босиком, дрожа, а потом только спросила один раз: «Я ведь не залетела?».
Она улыбалась всю дорогу, хихикала глупо и твердила, что никакой Лены в подвале не было и что мы вдвоём только туда спустились. Я ей говорю: «Как же не было?!». А она мне: «А где же она тогда?». И смеётся, Вы представляете: Смеётся!!
До смеха ли тогда было, я тянула её за собой вверх по лестнице на улицу, под свет фонарей, а она скалится и мямлит: «Я что-то ног не чувствую». Еле подняла её, колени дрожат, ступни исколоты, руки, тонкие, как спички. Говорит: «Вот я и похудела», и смеётся, глядя мне в глаза. Взгляд мутный и злой, но мне уже не до того было, я знала, что надо бежать, бежать домой и её с собой забирать. Потому что оставь я её одну, она опять в тот подвал бы потащилась.
А там теперь кровь везде, невыносимо смотреть. Да и свечи, наверное, уже потухли, ничего не разглядишь. А если и разглядишь, то не забудешь, то всё на свете проклянёшь. Как же глупо мы поступили, и зачем только за этой шлюхой Вы уверены, что хотите пойти? попёрлись?!! И зачем только дали себя уговорить Могут быть последствия Что мне теперь делать? Что говорить дома? А вдруг они и меня? Ведь это дело одной секунды, а потом выползет эта дрянь наружу и… и…И всё-таки хотите со мной?
ПОЗАДИ ОГОНЬ
Мы их спрашиваем: где ваша одноклассница? А они нам: «там было так темно и страшно, что поневоле пришлось остаться до конца!».
Мы им: «Девушка пропала! Где девушка?»
А они: «И выползает потом из угла, и хватает, и тянет-тянет на себя, и в тот самый угол так тихонечно подталкивает, подталкивает».
Где Леночка, бестолочи?! – кричу на ухо. А они: так страшно было, мамочки, таааак страшно.
Мы искали три дня, мы с крыши спускались до подвала. «Что там за свечи у вас стоят?», - задаю очередной вопрос, а эта кукушка моргает на меня выпученными глазами, мямлит что-то про то, как ОН вырос из земли, а ОНА его оседлала.
Кто она-то прости господи, что за ОН?! Ей-богу я душу из этой дуры вытрясу. А она продолжает мычать: ну она, она - Ленка. Оседлала и покатила верхом. «Шлюха, шлюха, дрянь».
Завела, мол, их в подвал. Одну чуть не задушила, другую покусала, а сама скрылась в неизвестном направлении, да так мастерски, что ни одного следа за собой на пепле не оставила. Куда же эта ваша шлюха подевалась? А в ответ мне всё тот же щенячий взгляд и оскорбления в адрес пропавшей. Ну, девочки, ну вы даёте: сами же, своими же ногами спускались: вторая горе-свидетельница вообще лыбу тянет, хихикает и глазки в пол. Тоже ничего не знает, тоже ничего не помнит. Да только к дворнику ходила накануне и просила его подвал не заколачивать. Будешь договаривать, что да как или и на тебя дело заводить? Мы тут не в игрушки играем, у нас пропавший без вести, у нас семья горем убитая. Вы, хоть побитые, да домой вернулись, а подруга ваша, на минуточку, где-то сейчас лежит, может, лыжи откинув и дух испустив. А вам хоть бы хны: валите всё на неё, трещите одно и то же, что сами не при чём, она, мол, одна виновата. Да как же вас, двух здоровых детин, одной девочке под метр шестьдесят силой в подвал уволочь? Но нет, этого вы ещё не продумали, а потому просто решили упрямо гнуть своё: всё не мы, всё эта: «шлюха, потаскуха, дрянь»!
Сил моих больше нет. Алексей Михалыч, сделай милость, плесни чайку. Или я, клянусь, не сдержусь да и проедусь по этим рожам наглым. Врут и ревут, врут и ревут. Вторая ещё и ржёт невпопад: надо Ларису Иванну озадачить на момент помешательства. Неспроста всё это, а, Алексей Михалыч. Спасибо, дорогой, за чай. Неспроста, говорю, как думаешь? Не могла она их силой затащить. Коли врали бы, так уж лучше про обман: наврала, видите ли, нам наша подруга с три короба, мы за ней, как овцы послушные, и спустились в подвал жилого дома. Там нас, мол, побили, искусали, да вот Бог миловал, вырвались мы и убежали домой. Нет же, нет! Ничего подобного сказано не было, напротив: волоком их Лена волокла, пинком под зад с лестницы спустила, да и оставила там на поругание третьему лицу. Сама кстати, судя по следам, тоже вниз сошла. Вот только обратно не поднималась: пепла много, следы видно отчётливо. И по ним ясно вырисовывается, что спустилось их туда трое, а вот поднимались вдвоём. Третьей след простыл. По потолку она, что ли, ушла?
Хотя, Михалыч, я и этот вариант грешным делом проработал. Везде гарь, сажа, стоит пальцем провести уже след явный остаётся, но ни отпечатков рук, ни (слава Богу) ног ни на стенах, ни на потолке нет. Что, какие делаем выводы? Выводы делаем простые: эти две курицы свою подругу выносили из подвала на руках. И, если они мне в течение суток не признаются, куда потом её подевали, вот те крест, всю душу из них вытрясу!
ЛЕНОЧКА
Леночку, как я понял, в школе не любили. Ни ученики, ни учителя. Да и как, говорили мне её одноклассницы, можно было любить такую ничтожную, мелочную, продажную личность?!
Ведь на их, порядочном и до скрипа кристальном фоне, эта девочка казалось не просто белой вороной, но опухолью в здоровом и некогда крепком организме. О её оценках не заходило разговора, мои собеседницы тоже не могли похвастаться завидной успеваемостью, но о том, что касается Леночкиного поведения, я слушал долго, а под конец даже уже не совсем внимательно.
- Ленка, - кареглазая девочка с копной рыжеватых волос улыбается мне, исподлобья заглядывая в глаза, - была та ещё потаскуха. Вы представляете, она тут уже почти со всеми перетр..спала. Почти у каждого в койке побывала. Почти обо всех обтёрлась. И я не только про мальчиков наших говорю.
А ещё, кажется, и про дядечек, да? Уж не учителей ли ты ввиду имеешь, прелесть моя кареглазая?
Старшеклассница скромно опускает ресницы и, улыбнувшись многозначительно, только плечами пожимает.
- А где сейчас Лена может быть?
- Трахается, поди, с кем-нибудь.
Вот и поговорили, - думаю, - вот и ценная для следствия информация.
Иду к мальчикам: так, мол, и так, честно признавайся, кто с Леной состоял в интимной близости? Они открещиваются, как один: никто, и мыслей не было, и пальцем не трогали. Зачем с сумасшедшей связываться? Она больная. Она ненормальная. Она и так у всего района отсосала, больше мужских достоинств видела, чем привокзальный туалет.
Ну, думаю, Ленка даёшь. Ладно, пройдусь и по району. Но если и дальше буду слушать обвинения в распутстве, а ни одного доказательства не найду, пинайте, школьнички, на себя.
«Ну а что-то кроме её интимной жизни вы знаете? С кем дружила, с кем общалась? После школы кто – нибудь встречал?» - спрашиваю, уже не надеясь на вразумительный ответ. А мне один заявляет: встречал её тут парень какой-то. Такой же мутный – хахаха – такой же ненормальный.
«А в чём, - говорю, - выражалась ненормальность-то?». И почему, собственно, оба они «мутные»? Что это вообще, блин, значит?
Ну мутный, мутный, - говорят, - рожа в пол, одет, как бомж: джинсы да свитерок полинялый. Курит около школы до перемены, Ленка выбегает и они с ним отчаливают в направлении, увы, никому неизвестном.
Я тут куртку запахнул, скрывая свой сотню раз застиранный и давным-давно полинялый свитер и задаю этим оборванцам очередной вопрос: «А какие у самой пропавшей странности были?». Помимо того, что она по вашим словам не отличалась целомудренностью. А в ответ снова ничего определённого: нелюдимая, необщительная, сама с собой дружбу водила, на всех остальных прибор клала и с коллективом не считалась.
Я только усмехаюсь: будешь тут считаться, когда одна половины школы считает тебя проституткой школьного масштаба, а другая – общерайонного. Да и будь я сам на месте этой Лены, то за эти слухи сначала бы рожу начистил своим товаркам, а потом дружка своего попросил разговор по душам провести с теми, до кого у самой руки не дотянутся. Но, судя по дальнейшим рассказам учеников, девушку её положение в школе, кажется, вполне устраивало.
- Мы же говорим – ненормальная…
Я поднимаюсь к учителям: что Вы нам скажете, товарищ классный руководитель? Сажусь на стул, достаю блокнот, делаю пометки о плохой посещаемости и успеваемости.
А на фоне остальных ребят? Ясно, хорошими оценками никто похвастаться не может.
А с коллективом какие были отношения? Ах, даже до драки доходило… Ну дела… А ребята ничего не рассказывали. А почему не рассказывали, не знаете? ЧТО, простите, она им сказала??!!!
А то и сказала.
Лена стоит в дверях классной комнаты и, обернувшись к скалящимся одноклассникам цедит сквозь зубы: «Вас каждого по частям будут собирать. Кто ещё раз пальцем меня тронет, тот этим пальцем потом подавится! А кто криво посмотрит, тому глаза ржавым гвоздём повыковыриваю! Хоть слово услышу, язык заставлю проглотить. Кто не понял или не согласен – шаг вперёд».
В классе тишина.
«То-то же, - утирает рукавом белой рубашки засохшую над верхней губой кровь, - то-то же». И, хлопнув дверью, покидает кабинет.
Лена – Лена… Да тебя и правда могли вперед ногами вынести из подвала твои провожатые. Да, девочка, заварилось же вокруг тебя.
А что поделать, - пожимает Лена плечами, - но, кстати: меня никто не убивал.
стоит выкладывать дальше?
Тварь из города (начало)
у прочитавших споры по поводу того, можно ли назвать такой конец хорошим %)
надеюсь на вас ))
пролог
Нам было так страшно, божечки, так страшно! И куда она нас завела.. Ах, знали бы, знали бы. Да никогда, да ни в жизнь. Вот так и связывайся после этого со шлюхами! А мы ведь подозревали, мы ведь почти знали. А она всё приговаривала: «ещё немного осталось, скоро придём». И мы всё шли, шли.
Ах, как жутко было, как жутко было! Спускаемся в подвал и уже почти не видно ничего. Меня только сзади дёргает за юбку и шепчет, что боится, что дальше идти не будет. А назад-то ещё страшнее, туда мы за ней, а обратно сами. И не дойти, вон куда уже спустились. А она только фонариком скользит по стене и приговаривает: «Почти, почти. Не устали?»
И мы бы ни за что не стали сами, по доброй воле. Но раз уж пришли, просто, кажется, пришлось подчиниться. Но, Богом клянусь, мы не хотели, не хотели. Я сама просилась назад, я ей так и сказала: пожалуйста, пожалуйста, выпусти. А она только твердит: «Выход там. Вас никто не держит». Но как мы могли? Нас же потом.. Нас же все эти. Всё это. Было страшно, страшно.
читать дальше
стоит выкладывать дальше?
надеюсь на вас ))
пролог
Нам было так страшно, божечки, так страшно! И куда она нас завела.. Ах, знали бы, знали бы. Да никогда, да ни в жизнь. Вот так и связывайся после этого со шлюхами! А мы ведь подозревали, мы ведь почти знали. А она всё приговаривала: «ещё немного осталось, скоро придём». И мы всё шли, шли.
Ах, как жутко было, как жутко было! Спускаемся в подвал и уже почти не видно ничего. Меня только сзади дёргает за юбку и шепчет, что боится, что дальше идти не будет. А назад-то ещё страшнее, туда мы за ней, а обратно сами. И не дойти, вон куда уже спустились. А она только фонариком скользит по стене и приговаривает: «Почти, почти. Не устали?»
И мы бы ни за что не стали сами, по доброй воле. Но раз уж пришли, просто, кажется, пришлось подчиниться. Но, Богом клянусь, мы не хотели, не хотели. Я сама просилась назад, я ей так и сказала: пожалуйста, пожалуйста, выпусти. А она только твердит: «Выход там. Вас никто не держит». Но как мы могли? Нас же потом.. Нас же все эти. Всё это. Было страшно, страшно.
читать дальше
стоит выкладывать дальше?