thousand-yard stare
вот давно так не пере"%вало в процессе написания.
в тексте использованы цитаты by Exi, Neutrale Erde, Янка Дягилева, Zемфира, Сплин, Marilyn Manson.
конец не плохой, конец не хороший, конец открыт.
Анти-сказка
Я один из тех счастливых людей, которым говорят "я тебя люблю",
причем взаимно и по-настоящему. Я один из тех, кому говорят
"я тебя люблю, но..." и становится не по себе, когда вот,
вот эти три слова но "но", а еще грустнее слышать эти три ответом.
Exi
(stereo input)
Who the fuck cares? Я был. И был неплохим
(stereo input)
Who the fuck cares? Я был. И был неплохим.
(stereo output)
Здесь так интересно
Латать в душе дыры
Но ты не надейся
На доброту мира
Белесые капли –
Эссенция боли
В нашем спектакле
Провальные роли
N.E.
Холодная ночь садилась на плечи. Он вышел из клуба, чтобы выкурить косячок-другой на свежем воздухе. Пальцы сводило от нескольких сумасшедших часов кнопок, ползунков и пластинок. В глазах еще плясали щупальца эквалайзеров и безликое месиво толпы. Deck one. Deck two. В середине января ему было жарко. Жар опьянял и мутил мысли не хуже дорогой водки.
Стерео сорвал с головы наушники. Выдохнул. Прошел по темной лестнице вниз, пробираясь сквозь инертную толпу, толкнул дверь пожарного выхода.
Январский воздух разбавил густой смолистый запах травы и вплел в его золотистую зелень свежие синие нотки.
Вдох. Выдох.
«Нажраться, забыться и убиться. No escape. Rate my injury».
Губы Стерео скривила марихуановая ухмылка. Он не выносил табака.
(stereo input)
Старенькая «бэшка» завелась со второго раза. Последовательность кадров смещалась и путалась. Ключ проворачивался в замке зажигания дважды. Холодная обивка под голыми плечами влипала в кожу и пробиралась куда-то в горло. Из приемника неслась бодрая несусветица ночного попсового радио. «Забери солнце с собою, оно мне…не пара, не пара…» Стерео хлопнул ладонью по непослушным и скользким кнопкам на приборной панели. Какая-то блаженная затянула: «..попола-а-а-ам…» и еще что-то такое же нужное под акустику и пианино. Он автоматически считал воображаемые квадраты – бит на четыре полных такта. Еще сегодня утром он сидел на неразобранной постели и курил. А теперь он возвращается домой, потому что пора, но зачем – он не знает, и предпочитает не задаваться таким вопросом, потому что ответить будет некому. Потому что его никто не ждет.
Угольные ветви на магниевом небе города.
«Фонари. Дружок, это всего лишь фонари».
(mono output)
И не мне говорить, как вонзаются иглы под ногти
Я не видела снов сотни лет, я пуста
Времени нет – значит, не будет и плоти
Здесь давно все равно – радость или тоска
N.E.
Девушка мельком взглянула в зеркало. Тусклые глаза моргнули раз, другой на угловатом, опухшем от слез лице.
«Куда ты бежишь, hun?»
Она дотронулась пальцами до уродливого, полусъеденного темнотой отражения.
«Амфетаминный психоз», - сказала сама себе.
Отросшая челка упала на лоб. Реверсивная хроника событий промелькнула в голове, словно оправдывая, словно подыскивая бесконечные и жалкие в своей несостоятельности причины, следствия, связи. Выстраивались сотни планов прошлого, повороты сюжета в ту и другую сторону. Но планирование прошлого – самое пустое и вероятных утешений. Потому что прошлое – единственная стабильная неизменность, абсолютная данность, не имеющая вариантов и опций. Некоторые живут в плену своего прошлого, некоторые – наоборот, в плену своего будущего. Она жила в плену своего настоящего, в котором неизбывно поселилось прошлое, опутав скользкими ладонями череду одинаковых дней, отъедая их по одному – девушка часто представляла себя над пропастью, в которую падают дети – дни ее жизни, и исчезают в прошлом. Там, где конец географии. Где все включено в маленький оперативный армагеддон.
Ей говорили, что с таким взглядом нужно идти в монастырь или играть бесконечных офелий. Ей говорили, что с таким вкусом стоит работать в похоронном бюро. Ей говорили, что завтра будет лучше. Но никакого завтра не было. Только с каждым утром становилось все жальче и жальче скармливать детей времени пропасти прошлого.
«Каждый сам выбирает, когда выключить «все включено». Мертвым уже все равно».
Кофе отдавал кислыми грибами. Металлический привкус на языке надоедал. Девушка выплеснула черное варево в такой же черный зев раковины на кухне, где даже не зажигала свет. В квартире было тихо. Она быстрым жестом взяла выложенные на видное место паспорт и студенческий, раcсовала по карманам просторной рубашки – чтобы сразу опознали. Натянула в прихожей ботинки, не зашнуровывая. Тихо провернула ключ в замке – дважды. Негромко хлопнула дверью и вышла в звенящую пустоту вымершего по случаю четырех тридцати утра подъезда.
(запись с периферийных устройств)
Немолодая женщина заворочалась в кровати. Открыла глаза. Поправила кнопку будильника – полпятого утра. На мгновение захолонуло сердце, но тут же улеглось. С соседней подушки доносилось рваное похрапывание мужа. Она зевнула. Погладила кота, свернувшегося шариком на краю кровати. Натянула одеяло до самой шеи и отвернулась от расцвеченного беспардонными фонарями окошка.
(mono input)
Одень меня в звезды
Бесстыже крылатой
Разреженный воздух
Под пальцами ватой
Бессмертия точки
На тоненьких венах
Отбитые почки
Беленые стены
N.E.
Январский ветер трепал хлопок рубашки. Сигарета поминутно тухла в пальцах девушки. Она швырнула четвертую неглядя куда-то с сугроб вдоль шоссе. Сто двадцать два шага по направлению. Вдруг она остановилась. Всхлипнула и, схватившись за плечи, обернулась на темные матрицы окон, в глубине которых был и ее когда-то-дом. Смотрела секунду и, одернувшись, шагнула на покрытый размозженной бесконечным traffic слякотной кашицей глянцевый черный асфальт.
«Sorry, I don’t play that way».
По глазам резанули едкие фары приближаюегося автомобиля. На долю секунды тело заколотило от животного ужаса смерти, стукнув инъекцией адреналина по вискам и острым углам грудной клетки. Она ощутила, как бедро надламывается от резкого удара об капот, выворачивает плечо и протаскивает под горячее нутро автомобиля, сдирая одежду и кожу на спине до кости, как ломает пальцы и волочет еще десяток метров по терке асфальта.
Девушка услышала визг тормозов и грохот собственного сердца где-то в желудке.
(stereo output)
Он принял было эту сумасшедшую за очередной сюрприз отлаженного химией восприятия. Но сюрприз странно правдоподобно закрыл руками лицо.
«Дайте мне адрес Бьорк в Исландии…» - проворковало непричастное радио.
Стерео затормозил в полуметре от своего сюрприза, вцепившись в рулевое колесо. Машина еще десяток сантиметров проскользила по слякоти и почти доставала до подола юбки сюрприза передней подвеской. Поймав себя на том, что выдохнуть никак не удавалось, Стерео во все глаза уставился на ошарашенное лицо девушки по ту сторону ветрового стекла. Та стояла на дороге, совершенно не шевелясь, только мелко дрожала, как замерзшая собачонка.
Выдохнул. Дернул за скользкую ручку двери, удивляясь, что та не смялась в его пальцах, и вышел в холодную темноту.
(mono input)
Она дернулась от удара наотмашь по лицу. Прохладный островок боли сковал правую скулу.
- ДУРА! Ты понимаешь, блядь, что было бы, если бы я тебя сбил?! Идиотка…в тюрьму меня упечь захотела, да?! Сука обдолбанная… Жить надоело?! А мне – ты прикинь – нет!
Девушка стояла молча, рефлективно схватившись ладонью за пульсирующее место удара. Стерео сфокусировался на дальнем фонаре, чтобы хоть как-то унять тошноту и приблизительно обозначить границы географии момента. Он оперся на капот открытой машины. Две дорожки света от фар убегали метров на двадцать вперед.
- Ты могла бы сейчас валяться вон там, - он ткнул пальцем в участок дороги, где свет растворялся. – Слышишь, ты? Бля-я-я-ять… - уже себе.
Девушка ничего не ответила. Стерео взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Из правого глаза девушки скатилась капля воды. Сбежала по бледной ледяной щеке и ткнулась в палец Стерео горячим мокрым уколом.
Он сглотнул. Противно отдало выпивкой и запахом кофе от губ девушки.
(stereo output)
- Тебя как зовут хоть, сюрприз?
- Мона.
- Ну, ты смотри! А я – Стерео. Будем знакомы что ли… - он щелкнул замком ремня безопасности у бедра девушки и вывернул руль.
- Куда тебя везти?
- Не знаю.
- Из дома чтоли сбежала?
- Типа того.
Стерео усмехнулся чему-то и включил поворотник.
- Значит, ко мне поедешь.
Рыжие до тревожности фонари бежали минутными стрелками по циферблату шоссе. До квартиры номер (…) по улице (???) было не меньше часа езды. Стерео с неудовольствием наблюдал за тем, как светлеет красным где-то с восточного конца небо. Раз за разом мир вскрывается этим продольным кровавым разрезом, и раз за разом выживает, потому что обязан остаться в живых.
Он взглянул на сюрприз, обмякший на сиденье и согревшийся от крошечной решетки с горячим воздухом. Он сам не знал, для чего подобрал эту… Мону. Он не знал, что будет с ней делать. Но здесь и сейчас девочка, которая едва не бросилась под колеса его авто, спала дерганым шоковым сном, и смотреть за ней было даже забавно. Он устал наблюдать за развитием собственной жизни. В ней было слишком мало сюрпризов, если
исключить непредвиденные последствия от художественного смешивания легких наркотиков.
Этот сюрприз обещал что-то еще. Что-то кроме. Что-то… настоящее?
«…впереди большие перемены…» - предупредил Бог из динамика автомагнитолы.
(mono input)
Если мы yспеем, мы пpодолжим пyть ползком по шпалам,
Ты yвидишь небо, я yвижy землю на твоих подошвах.
Hадо бyдет сжечь в печи одеждy, если мы веpнемся,
Если нас не встpетят на поpоге синие фypажки.
Я.Д.
- Проходи. Электричества, сука, опять нет, так что извини, зажигалкой.
Мона шагнула в темную квартиру, пропитанную сладковатым терпким запахом марихуаны. Босые ноги ощупывали пыльный, холодный пол. Глаза привыкали к непроглядной темноте. Кожа – к ощущению Стерео.
Он щелкнул зажигалкой, заслонил хрупкий огонек ладонью и взглянул на нее сквозь крошечное пятно света. Ухмыльнулся.
Посветив фонариком в чашки, он кое-как залил две ложки «нескафе» кипятком. Себе. Ей.
Горячий фарфор приятно обжигал пальцы. Мона уселась с ногами на стул напротив, подтянув клени к груди и ежась от сквозняка из плохо заклеенного окошка. Он смотрел на нее и невольно удивлялся тому, как ей под цвет глаз удивительная рассветная темнота. Под цвет больных и совсем тусклых глаз.
- Мона?
Девушка подняла глаза.
- Как ты оказалась там, на дороге?
Она задумалась на минуту, спрятав взгляд в глубине чашки.
«Похороните меня рядом с моей последней неудачей…»
- А почему бы мне там не оказаться?
- Ну, хотя бы потому, что люди не каждый день решают покончить с собой.
- Каждый день. Каждые сорок секунд.
- Матчасть пятерка, - задумчиво пробормотал Стерео.
- Видел когда-нибудь вихрь голубей?
- Нет, наверное.
- А это почти так же. Подхватывает что-то и несет не разбери куда. И не успеваешь даже заметить, как ты на краю. И вроде готов на дно. А что-то держит и не пускает, хоть, кажется, все уже порвано, что можно.
- Падаешь, падаешь лицом на острые камни, да? Был я на твоем дне, знаешь.
- Красиво там.
- А, по-моему – страшно.
- Уходить не хочется значит.
- Положим… Тебе-то зачем уходить?
- Неужели ты думаешь, что я так и разложу тебе душу по полочкам? Ты знаешь меня всего два часа. Для чего тебе?
- Да так просто… Вдруг ты хочешь поговорить об этом. Мне кажется, я в тебе кого-то узнал.
- Да?, - без особого интереса спросила девушка. - Кого?
- Себя, - подумал он, глядя в открытые потолку ладони.
«…сюрприз…»
Мона взглянула на него вопросительно, вытащив сигарету. Стерео пожал плечами.
(stereo input)
Сыграй мне на нервах
Иглой по запястьям
Я буду не первой
Кто сдохнет от страсти
Бессмертия точки
На тоненьких венах
Ломаются строчки
Сжимаются стены
(с)
Монино плечо изогнулось сероватым фарфором в опасной близости от его глаз. Девушка спала совсем рядом. Скинув рубашку и положив голову на согнутую в локте руку вместо подушки.
Она еще долго сидела на кухне, ждала, пока совсем рассветет. Топила мысли в чашках простого черного чая. А потом пришла и тихонько легла рядом со Стерео. Легла и смотрела в его красивое беспокойное лицо с чуть надменными чертами, пытаясь угадать, что ему снится, и отчего так изогнулись брови нахальным уголком.
Он не чувствовал ее взгляда.
Вдруг проснулся в холодном поту, потерявшись где-то вне времени, стряхнул с себя грезившийся прообраз Бога, низвергнувший своего лучшего ангела в Царство Теней, Которые Некому Отбрасывать – до дрожи в каждом сухожилии ощутив потребность схватиться за что-то, что не позволило бы вернуться к теням и застопорило бы в иллюзорной истинности момента.
Он посмотрел на Мону. Осторожно, словно о ее кожу действительно можно было обжечься, он дотронулся до ее руки и скользнул в нее прохладными пальцами. Девушка едва слышно вздохнула и, улыбнувшись, сжала их в ответ.
- Спи… - шепнула Мона. – Все хорошо.
- Обещай, что ты не уйдешь.
- Обещаю, - выдохнула она и еще раз пожала его пальцы.
(mono input)
В моем yглy - засохший хлеб и таpаканы.
В моей дыpе цветные кpаски и голос.
В моей кpови песок мешается с гpязью,
А на матpасе позапpошлые pyки.
Я.Д.
Стерео разглядывал трещины посеревшего потолка. Тонкие руки свешивались через край низкого дивана. Острые косточки бедер смотрели строго на север. Сегодня ночью ему снова являлся Бог. Его ясные ореховые глаза больно скребли корку подсознания, принося отчего-то желанное болезненное чувство абсолютной, безусловной, не требующей оправданий любви. «Как странно», - думал он. – «Единственная настоящая эмоция».
Мона нашла в какой-то кладовке четыре свечи и расставила их на полу.
- Расскажи мне что-нибудь, - попросил голос с дивана.
- Что? – девушка поправила потекшую золотистым парафином свечу.
- Что угодно. Что-нибудь важное для тебя.
Мона на секунду задумалась.
- Ты знаешь, кто такая Янка?
- Нет.
- Рок-музыкант. Она умерла шестнадцать лет назад. Удивительный человек. Когда мне тяжело, я слушаю ее песни, - она замолчала, как будто вспоминая что-то. – Жаль, у меня нет с собой никаких записей.
- А тексты помнишь?
- Помню, конечно. Только петь не умею, а роковые тексты без музыки – как птицы без крыльев.
- М-м-м…
- Хотя… У нее есть такое… что-то вроде стиха в прозе. Хочешь – прочту.
Стерео поискал рукой на полу свежий, смолянисто-зеленый косяк и чиркнул спичкой.
- Давай.
- Ну хорошо… В холодном зале мы смотрим кино.
Ледяной экран из толстого белого инея замораживает наши разноцветные глаза.
Мои были теплые, темные, когда я пришла в этот кинотеатр.
Теперь они сверкают яркой зеленью и нестерпимо блестят
под пушистыми снежными ресницами.
Мы смотрим разные цветные картинки одну за другой,
и чем больше застывают наши глаза, тем они интересней и красочней.
Заходят новые люди, от них идет пар и мы кричим на них и машем руками,
потому как под их теплыми тусклыми взглядами
изображение теряет отчетливость и краски,
но их глаза быстро покрываются льдом и, все встает на свои места.
Вот только один ворвался однажды и уставился на экран обжигающими лучами.
Он чуть было все не испортил, он постоянно отогревал лицо
маленькой зажигалкой,
и от этого мы все едва не лишились нашей забавы.
Пришлось связать ему руки и поставить перед глазами огромную льдинку,
которая таяла все медленней,
а он все тише кричал, что еще немножко — и растает иней,
и мы выйдем на улицу и отогреемся на солнце...
Теперь он сидит в первом ряду и показывает нам самие яркие и красивые картинки.
Голос Моны затих в сумрачной комнате, пронизываемой нитками дневного света сквозь дырявые плотные занавески. Что-то в ее глазах начало таять, картинка поплыла и превратила капризные губы Стерео в расплывчатый ореол. Хотелось дотронуться до него пальцами, легонько – просто чтобы вернуть привычные анатомические очертания.
Стерео молча выпустил дым сквозь зубы и смотрел, как тяжелые серые завитки карабкаются к потолку. В эту минуту он думал о своем Боге.
(stereo input)
Делай со мной, что хочешь,
Стань моей тенью до завтра,
Ломай мои пальцы, целуй мою кожу,
Так тянет растаться, но мы же похожи.
А в твоих же зрачочках страх,
И в них же чужая боль
Девять - ноль.
Думай, но только ночью,
Ты знаешь, я исчезаю внезапно,
Сорви мои чувства, храни, как гербарий,
Слабости мускул, себя разбазарив
Z.
Мона гадала на чашке спитого кофе, сидя на кухне прокуренной квартиры с запахом пыли и индийских благовоний, который она принесла с собой. Пальцы окунали краешек чашки в блюдце с водой, поворачивали против часовой стрелки, поднимали, переворачивали и вращали снова, в то время как внимательный взгляд изучал хаотичные узоры из темно-коричневых точек в фарфоровом нутре. Вдруг в квартире Стерео зазвонил телефон. Несколько трелей маленькой электронной трубки Мона раздумывала – ответить ли на звонок в чужом доме.
- Блядь, я места себе не нахожу. Как ты, а? С тобой все в порядке? Ты не меня не обижена? – голос Стерео спотыкался на простых и коротких словах, выдавая состояние, далекое от адекватного.
- Что такое? На что мне обижаться? – Мона едва слышала его за глухими басами, сумасшедшими женскими визгами и мужским смехом и отчетливо ощущала себя – незваным подпрыгивающим пульсом, защекотавшим похолодевшие руки.
- Я не знаю… Мне просто показалось так. Как ты? Ничего не случилось?
- Нет, с чего ты взял… Просто… - остановка на вдохе для слова.
Трубка ждала своим удаленным private-party саундтреком и его дыханием.
-…я проснулась около полуночи. Скурила полпачки. Скучала. Рада тебя слышать, пиздец, - Мона провела тыльной стороной ладони по губам, чтобы стереть непрошенную улыбку.
На том конце провода повисло недолгое молчание.
- Я тут просто сижу как обычно пью… И меня так переламывало. Я так скучал, как давно еще не скучал.
- Пьешь? Зачем?
- Терпеть это не могу. Спрятаться бы куда. От них, - остановка на вдохе для слова. – Я хочу к тебе.
- И я – к тебе.
- Мона?..
- Что?
- Я люблю тебя.
- Я тебя тоже.
- Нет, правда, я не шучу. Я правда тебя люблю.
- Я поняла. Я тебя тоже. Правда. Люблю.
- Черт… Прости, мне нужно идти, - он щелкнул своей «раскладушкой». Он увидел своего Бога в непосредственной взрывоопасной близости от собственной сетчатки.
Мона прослушала двадцать два коротких гудка и медленно нажала на кнопку окончания вызова.
(запись с периферийных устройств)
Худой усталый мужчина сидел на дизайнерском ротанговом стуле на крыше одного из московских небоскребов. Высокая стеклянная крыша рябила от конденсата, преломляя изможденно-прозрачный утренний свет. Мужчина тяжело вздохнул и оперся локтями на колени. Поправил рукой легкие дымчатые очки без оправы и взял с пола бокал с недопитым коктейлем. Понюхав золотистую жидкость, отхлебнул и поморщился.
Он посмотрел вниз и вправо, где на диванной подушке беспокойно спал вчерашний мальчик-диджей, от которого так забавно пахло травкой и сексом.
«Что бы ему ни снилось, не хотел бы я оказаться в его башке», - подумал мужчина.
Тронул его за угловатое плечо. Мальчик вздрогнул и рефлективно схватился за его руку.
- Эй, просыпайся, спящий красавец, - мужчина выдавил из себя улыбку, что в состоянии hangover с отягчающими обстоятельствами казалось почти нереальным.
Пальцы мальчика были чуткими и напряженными, оставившими на его ладони бледные следы.
- Сколько я тебе пообещал за ночь?
- Не помню, - признался еще толком не проснувшийся юноша.
Мужчина вынул из внутреннего кармана пиджака портмоне и отсчитал некоторое количество евро. Протянул деньги.
- Держи, вроде должно хватить. Выйдешь отсюда, пройдешь через студию к двери, там по коридору направо и лифт будет. Не заблудишься, короче. Ну все, бывай.
Мальчик потер лицо и посмотрел на него снизу вверх. На секунду они встретились глазами через светло-серое стекло очков. Мужчина встал и сделал несколько шагов к двери. Матовая панель с тихим хлопком закрылась за его спиной.
(запись с периферийных устройств)
Бармен Никита не сразу разобрал женский голос на том конце провода. По телефону клуба вообще редко звонили и еще реже разговаривали, но звонок этой девушки отчего-то показался ему важным.
- Стерео? Вам его надо? Давайте трубу его дам… Вообще утро вроде, он дома должен быть.
- Нет, она не отвечает. Я сейчас у него дома. А где он еще может быть, вы не знаете?
Никита почесал затылок.
- Я видел, что он отыграл первый сет и к нему подошел (…). Что-то написал на купюре и вроде куда-то его сдернул.
Молчание.
- Девушка! Ау, Вы слушаете?
- Да… Да, спасибо Вам. Извините.
(mono output)
видишь, как получается:
апрель, а на асфальте - катки.
если не можешь богом быть ты,
буду я. убей, но обещай мне
больно не будет, постарайся
я же приду во сне с дождями
буду звонить с неба про погоду
Z.
Стерео хлопнул входной дверью и влетел в комнату. Мона подняла на него красные глаза. Он поставил в угол сумку с пластинками и молча ратянулся на постели.
- Ты в курсе, что тебя не было почти сутки?
Молчание.
- Стерео? Что случилось?
- Я все понял, Мон.
- Что ты понял?
- Все, зай. Все. Я увидел Бога.
- И..?
- Все перевернулось, понимаешь?
- Не уверена.
- Я не ожидал такого. Я все понял, Мона. Единственная настоящая эмоция – к нему.
Абсолют. Он никогда меня не отпустит. А я, наверное, не отпущу его.
- …
- Мне страшно, Мона.
Она молча смотрела на него, словно подбирая слова, которые он хотел бы, возможно, услышать.
- Что бы с тобой ни произошло, я бы все отдала, чтобы с тобой все снова стало в порядке.
- Мне будет отлично. Мне будет отлично как сейчас. Я буду отдавать последний миллилитр крови и буду чувствовать себя абсолютно счастливым. Потому что страха нет.
Мона закурила и медленно выдохнула столб сизого дыма в середину комнаты. Он свился где-то под люстрой и тихонько поднялся в потолок.
- Скажи, ты все еще думаешь, что любишь меня?
- Да. Но я никогда не буду любить тебя так, как его.
- Должно быть, это значит «нет», - Мона не узнавала свой голос.
- И тебя это устраивает?
- Помнишь, ты просил меня не уходить? – тихо спросила девушка. - Я не уйду от тебя, пока ты сам этого не захочешь.
Стерео положил обе ладони на горящее лицо.
- Черт, лучше бы ты на меня наорала.
- А смысл? – пробормотала Мона.
Она встала и вышла из комнаты. Уже засыпая, Стерео услышал, как на кухне уютно забурчал кипящий чайник, и хлопнула форточка. Она любила курить в окно.
Стерео проспал восемнадцать часов. Во сне ему снова – теперь навсегда – явился его Бог.
(stereo end)
Мне неважно, куда уходить, если нет тебя рядом
Я все лица свои раздарила иллюзиям дня
Если время – тепло, будет не больно мне падать
Мне давно все равно – что с тобой, что без тебя…
N.E.
Мона исчезла где-то между саундчеком и последними штрихами к будущему сету.
Стерео не мог выделить главную мысль произошедшего. Ему казалось, что мысль эта целится ему прямо в голову и, допусти он ее до себя, мозги мигом размазало бы по стенке. Он не представлял, каково это. Никто не говорил ему, что в нем нет необходимости. Он был всем нужен. Люди вблизи и вокруг почему-то странно дрожащими голосами говорили, что он открыл в них невообразимые грани, которых сами они никогда до встречи с ним не замечали. А он был всего лишь зеркалом. Он показывал им их самих через себя, плюсуя грани и накладывая углы друг на друга – таким образом, создавалась иллюзия узнавания, потому как в эйфорической смеси себя с кем-то еще извечно одинокая личность теряет связь с настоящим и здравым смыслом в целом. Он мог показать им любовь, но не мог разделить ее. Вся она была полна Им, исходила от Него и возвращалась в Него же.
Стерео назвал это Абсолютом.
Мона промолчала и отвернулась к окну.
Размытое снегом полукружие автобусной остановки отражалось в тонкостеклых очках худого мальчика с фиолетовыми «иглами» на голове. Он считал пятидесятисантиметровые отрезки тротуара тяжелыми, медленными шагами. Сухой московский мороз пробирался под тонкий плащ, противно щекоча подводящий дрожью живот. Большие блестящие автомобили проносились мимо, ослепляя включенным на полную ксеноном и антитуманом, предположительно, борящимися с непроглядной снежной завесой. В лаково-черных стеклах этих авто отражались огни рекламных щитов за спиной у мальчика. Миниатюрные красные буквы банков, желтые вывески закусочных, бело-зеленые кресты круглосуточных аптек и аляповатые узоры павильонов с игровыми
автоматами.
Город – как обещание счастья. Город, который никогда не спит. Город, опутанный сетью электрического солнца и синтетического счастья, которое умещается на ребре золотой кредитки. Город с сотнями улиц, пронизанных пушистым безкомпромиссно белесым снегом. Город, в котором мальчик по кличке Стерео - один.
Совсем один наедине со своим Абсолютным Богом.
(mono end)
Беспощадно в ладони гвозди
Стать пророком чужих мечтаний
Беспокойно в бреду метаться
Зная истин сухие догмы
Все внутри себя запираться
Целовать пустые перроны
Я тебя никогда не дождусь
Ну и пусть
N.E.
Снег залеплял глаза и хлесал по щекам не хуже ревнивого любовника, которого у нее никогда не было. Мона быстро шагала по улице, поминутно поскальзываясь и еле удерживая в руках тяжелое кашпо. В какой-то момент ей показалось, что он соврал ей по телефону, назвав неправильный адрес. В какой-то момент ей показалось, что он совсем не хочет, чтобы она его нашла.
Тонкая фигурка в плаще проступила сквозь снегопад совершенно неожиданно.
- Эй…
Он обернулся и молча посмотрел на Мону.
- Помнишь, ты хотел, чтобы я полюбила цветы?
Он кивнул.
- Давай вырастим их вместе? А потом я подарю их тебе и буду любить?
Стерео заглянул в сверток, который обнимала девушка. Неосторожный снег забросал лепестки белой розы такими же белыми комками.
Мона улыбалась тщательно отрепетированной улыбкой, которая неумело прикрывала лишние эмоции.
- Ну что? Согласен?
«Чудные у нее глаза. Не отражают свет, а как будто впитывают», - подумал он, глядя поверх плеча девушки на проезжую часть.
Мона не видела, как за ее спиной к обочине бесшумно подъехал BMW X5.
Бери Chanel
Пошли домой.
Z.
в тексте использованы цитаты by Exi, Neutrale Erde, Янка Дягилева, Zемфира, Сплин, Marilyn Manson.
конец не плохой, конец не хороший, конец открыт.
Анти-сказка
Я один из тех счастливых людей, которым говорят "я тебя люблю",
причем взаимно и по-настоящему. Я один из тех, кому говорят
"я тебя люблю, но..." и становится не по себе, когда вот,
вот эти три слова но "но", а еще грустнее слышать эти три ответом.
Exi
(stereo input)
Who the fuck cares? Я был. И был неплохим
(stereo input)
Who the fuck cares? Я был. И был неплохим.
(stereo output)
Здесь так интересно
Латать в душе дыры
Но ты не надейся
На доброту мира
Белесые капли –
Эссенция боли
В нашем спектакле
Провальные роли
N.E.
Холодная ночь садилась на плечи. Он вышел из клуба, чтобы выкурить косячок-другой на свежем воздухе. Пальцы сводило от нескольких сумасшедших часов кнопок, ползунков и пластинок. В глазах еще плясали щупальца эквалайзеров и безликое месиво толпы. Deck one. Deck two. В середине января ему было жарко. Жар опьянял и мутил мысли не хуже дорогой водки.
Стерео сорвал с головы наушники. Выдохнул. Прошел по темной лестнице вниз, пробираясь сквозь инертную толпу, толкнул дверь пожарного выхода.
Январский воздух разбавил густой смолистый запах травы и вплел в его золотистую зелень свежие синие нотки.
Вдох. Выдох.
«Нажраться, забыться и убиться. No escape. Rate my injury».
Губы Стерео скривила марихуановая ухмылка. Он не выносил табака.
(stereo input)
Старенькая «бэшка» завелась со второго раза. Последовательность кадров смещалась и путалась. Ключ проворачивался в замке зажигания дважды. Холодная обивка под голыми плечами влипала в кожу и пробиралась куда-то в горло. Из приемника неслась бодрая несусветица ночного попсового радио. «Забери солнце с собою, оно мне…не пара, не пара…» Стерео хлопнул ладонью по непослушным и скользким кнопкам на приборной панели. Какая-то блаженная затянула: «..попола-а-а-ам…» и еще что-то такое же нужное под акустику и пианино. Он автоматически считал воображаемые квадраты – бит на четыре полных такта. Еще сегодня утром он сидел на неразобранной постели и курил. А теперь он возвращается домой, потому что пора, но зачем – он не знает, и предпочитает не задаваться таким вопросом, потому что ответить будет некому. Потому что его никто не ждет.
Угольные ветви на магниевом небе города.
«Фонари. Дружок, это всего лишь фонари».
(mono output)
И не мне говорить, как вонзаются иглы под ногти
Я не видела снов сотни лет, я пуста
Времени нет – значит, не будет и плоти
Здесь давно все равно – радость или тоска
N.E.
Девушка мельком взглянула в зеркало. Тусклые глаза моргнули раз, другой на угловатом, опухшем от слез лице.
«Куда ты бежишь, hun?»
Она дотронулась пальцами до уродливого, полусъеденного темнотой отражения.
«Амфетаминный психоз», - сказала сама себе.
Отросшая челка упала на лоб. Реверсивная хроника событий промелькнула в голове, словно оправдывая, словно подыскивая бесконечные и жалкие в своей несостоятельности причины, следствия, связи. Выстраивались сотни планов прошлого, повороты сюжета в ту и другую сторону. Но планирование прошлого – самое пустое и вероятных утешений. Потому что прошлое – единственная стабильная неизменность, абсолютная данность, не имеющая вариантов и опций. Некоторые живут в плену своего прошлого, некоторые – наоборот, в плену своего будущего. Она жила в плену своего настоящего, в котором неизбывно поселилось прошлое, опутав скользкими ладонями череду одинаковых дней, отъедая их по одному – девушка часто представляла себя над пропастью, в которую падают дети – дни ее жизни, и исчезают в прошлом. Там, где конец географии. Где все включено в маленький оперативный армагеддон.
Ей говорили, что с таким взглядом нужно идти в монастырь или играть бесконечных офелий. Ей говорили, что с таким вкусом стоит работать в похоронном бюро. Ей говорили, что завтра будет лучше. Но никакого завтра не было. Только с каждым утром становилось все жальче и жальче скармливать детей времени пропасти прошлого.
«Каждый сам выбирает, когда выключить «все включено». Мертвым уже все равно».
Кофе отдавал кислыми грибами. Металлический привкус на языке надоедал. Девушка выплеснула черное варево в такой же черный зев раковины на кухне, где даже не зажигала свет. В квартире было тихо. Она быстрым жестом взяла выложенные на видное место паспорт и студенческий, раcсовала по карманам просторной рубашки – чтобы сразу опознали. Натянула в прихожей ботинки, не зашнуровывая. Тихо провернула ключ в замке – дважды. Негромко хлопнула дверью и вышла в звенящую пустоту вымершего по случаю четырех тридцати утра подъезда.
(запись с периферийных устройств)
Немолодая женщина заворочалась в кровати. Открыла глаза. Поправила кнопку будильника – полпятого утра. На мгновение захолонуло сердце, но тут же улеглось. С соседней подушки доносилось рваное похрапывание мужа. Она зевнула. Погладила кота, свернувшегося шариком на краю кровати. Натянула одеяло до самой шеи и отвернулась от расцвеченного беспардонными фонарями окошка.
(mono input)
Одень меня в звезды
Бесстыже крылатой
Разреженный воздух
Под пальцами ватой
Бессмертия точки
На тоненьких венах
Отбитые почки
Беленые стены
N.E.
Январский ветер трепал хлопок рубашки. Сигарета поминутно тухла в пальцах девушки. Она швырнула четвертую неглядя куда-то с сугроб вдоль шоссе. Сто двадцать два шага по направлению. Вдруг она остановилась. Всхлипнула и, схватившись за плечи, обернулась на темные матрицы окон, в глубине которых был и ее когда-то-дом. Смотрела секунду и, одернувшись, шагнула на покрытый размозженной бесконечным traffic слякотной кашицей глянцевый черный асфальт.
«Sorry, I don’t play that way».
По глазам резанули едкие фары приближаюегося автомобиля. На долю секунды тело заколотило от животного ужаса смерти, стукнув инъекцией адреналина по вискам и острым углам грудной клетки. Она ощутила, как бедро надламывается от резкого удара об капот, выворачивает плечо и протаскивает под горячее нутро автомобиля, сдирая одежду и кожу на спине до кости, как ломает пальцы и волочет еще десяток метров по терке асфальта.
Девушка услышала визг тормозов и грохот собственного сердца где-то в желудке.
(stereo output)
Он принял было эту сумасшедшую за очередной сюрприз отлаженного химией восприятия. Но сюрприз странно правдоподобно закрыл руками лицо.
«Дайте мне адрес Бьорк в Исландии…» - проворковало непричастное радио.
Стерео затормозил в полуметре от своего сюрприза, вцепившись в рулевое колесо. Машина еще десяток сантиметров проскользила по слякоти и почти доставала до подола юбки сюрприза передней подвеской. Поймав себя на том, что выдохнуть никак не удавалось, Стерео во все глаза уставился на ошарашенное лицо девушки по ту сторону ветрового стекла. Та стояла на дороге, совершенно не шевелясь, только мелко дрожала, как замерзшая собачонка.
Выдохнул. Дернул за скользкую ручку двери, удивляясь, что та не смялась в его пальцах, и вышел в холодную темноту.
(mono input)
Она дернулась от удара наотмашь по лицу. Прохладный островок боли сковал правую скулу.
- ДУРА! Ты понимаешь, блядь, что было бы, если бы я тебя сбил?! Идиотка…в тюрьму меня упечь захотела, да?! Сука обдолбанная… Жить надоело?! А мне – ты прикинь – нет!
Девушка стояла молча, рефлективно схватившись ладонью за пульсирующее место удара. Стерео сфокусировался на дальнем фонаре, чтобы хоть как-то унять тошноту и приблизительно обозначить границы географии момента. Он оперся на капот открытой машины. Две дорожки света от фар убегали метров на двадцать вперед.
- Ты могла бы сейчас валяться вон там, - он ткнул пальцем в участок дороги, где свет растворялся. – Слышишь, ты? Бля-я-я-ять… - уже себе.
Девушка ничего не ответила. Стерео взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Из правого глаза девушки скатилась капля воды. Сбежала по бледной ледяной щеке и ткнулась в палец Стерео горячим мокрым уколом.
Он сглотнул. Противно отдало выпивкой и запахом кофе от губ девушки.
(stereo output)
- Тебя как зовут хоть, сюрприз?
- Мона.
- Ну, ты смотри! А я – Стерео. Будем знакомы что ли… - он щелкнул замком ремня безопасности у бедра девушки и вывернул руль.
- Куда тебя везти?
- Не знаю.
- Из дома чтоли сбежала?
- Типа того.
Стерео усмехнулся чему-то и включил поворотник.
- Значит, ко мне поедешь.
Рыжие до тревожности фонари бежали минутными стрелками по циферблату шоссе. До квартиры номер (…) по улице (???) было не меньше часа езды. Стерео с неудовольствием наблюдал за тем, как светлеет красным где-то с восточного конца небо. Раз за разом мир вскрывается этим продольным кровавым разрезом, и раз за разом выживает, потому что обязан остаться в живых.
Он взглянул на сюрприз, обмякший на сиденье и согревшийся от крошечной решетки с горячим воздухом. Он сам не знал, для чего подобрал эту… Мону. Он не знал, что будет с ней делать. Но здесь и сейчас девочка, которая едва не бросилась под колеса его авто, спала дерганым шоковым сном, и смотреть за ней было даже забавно. Он устал наблюдать за развитием собственной жизни. В ней было слишком мало сюрпризов, если
исключить непредвиденные последствия от художественного смешивания легких наркотиков.
Этот сюрприз обещал что-то еще. Что-то кроме. Что-то… настоящее?
«…впереди большие перемены…» - предупредил Бог из динамика автомагнитолы.
(mono input)
Если мы yспеем, мы пpодолжим пyть ползком по шпалам,
Ты yвидишь небо, я yвижy землю на твоих подошвах.
Hадо бyдет сжечь в печи одеждy, если мы веpнемся,
Если нас не встpетят на поpоге синие фypажки.
Я.Д.
- Проходи. Электричества, сука, опять нет, так что извини, зажигалкой.
Мона шагнула в темную квартиру, пропитанную сладковатым терпким запахом марихуаны. Босые ноги ощупывали пыльный, холодный пол. Глаза привыкали к непроглядной темноте. Кожа – к ощущению Стерео.
Он щелкнул зажигалкой, заслонил хрупкий огонек ладонью и взглянул на нее сквозь крошечное пятно света. Ухмыльнулся.
Посветив фонариком в чашки, он кое-как залил две ложки «нескафе» кипятком. Себе. Ей.
Горячий фарфор приятно обжигал пальцы. Мона уселась с ногами на стул напротив, подтянув клени к груди и ежась от сквозняка из плохо заклеенного окошка. Он смотрел на нее и невольно удивлялся тому, как ей под цвет глаз удивительная рассветная темнота. Под цвет больных и совсем тусклых глаз.
- Мона?
Девушка подняла глаза.
- Как ты оказалась там, на дороге?
Она задумалась на минуту, спрятав взгляд в глубине чашки.
«Похороните меня рядом с моей последней неудачей…»
- А почему бы мне там не оказаться?
- Ну, хотя бы потому, что люди не каждый день решают покончить с собой.
- Каждый день. Каждые сорок секунд.
- Матчасть пятерка, - задумчиво пробормотал Стерео.
- Видел когда-нибудь вихрь голубей?
- Нет, наверное.
- А это почти так же. Подхватывает что-то и несет не разбери куда. И не успеваешь даже заметить, как ты на краю. И вроде готов на дно. А что-то держит и не пускает, хоть, кажется, все уже порвано, что можно.
- Падаешь, падаешь лицом на острые камни, да? Был я на твоем дне, знаешь.
- Красиво там.
- А, по-моему – страшно.
- Уходить не хочется значит.
- Положим… Тебе-то зачем уходить?
- Неужели ты думаешь, что я так и разложу тебе душу по полочкам? Ты знаешь меня всего два часа. Для чего тебе?
- Да так просто… Вдруг ты хочешь поговорить об этом. Мне кажется, я в тебе кого-то узнал.
- Да?, - без особого интереса спросила девушка. - Кого?
- Себя, - подумал он, глядя в открытые потолку ладони.
«…сюрприз…»
Мона взглянула на него вопросительно, вытащив сигарету. Стерео пожал плечами.
(stereo input)
Сыграй мне на нервах
Иглой по запястьям
Я буду не первой
Кто сдохнет от страсти
Бессмертия точки
На тоненьких венах
Ломаются строчки
Сжимаются стены
(с)
Монино плечо изогнулось сероватым фарфором в опасной близости от его глаз. Девушка спала совсем рядом. Скинув рубашку и положив голову на согнутую в локте руку вместо подушки.
Она еще долго сидела на кухне, ждала, пока совсем рассветет. Топила мысли в чашках простого черного чая. А потом пришла и тихонько легла рядом со Стерео. Легла и смотрела в его красивое беспокойное лицо с чуть надменными чертами, пытаясь угадать, что ему снится, и отчего так изогнулись брови нахальным уголком.
Он не чувствовал ее взгляда.
Вдруг проснулся в холодном поту, потерявшись где-то вне времени, стряхнул с себя грезившийся прообраз Бога, низвергнувший своего лучшего ангела в Царство Теней, Которые Некому Отбрасывать – до дрожи в каждом сухожилии ощутив потребность схватиться за что-то, что не позволило бы вернуться к теням и застопорило бы в иллюзорной истинности момента.
Он посмотрел на Мону. Осторожно, словно о ее кожу действительно можно было обжечься, он дотронулся до ее руки и скользнул в нее прохладными пальцами. Девушка едва слышно вздохнула и, улыбнувшись, сжала их в ответ.
- Спи… - шепнула Мона. – Все хорошо.
- Обещай, что ты не уйдешь.
- Обещаю, - выдохнула она и еще раз пожала его пальцы.
(mono input)
В моем yглy - засохший хлеб и таpаканы.
В моей дыpе цветные кpаски и голос.
В моей кpови песок мешается с гpязью,
А на матpасе позапpошлые pyки.
Я.Д.
Стерео разглядывал трещины посеревшего потолка. Тонкие руки свешивались через край низкого дивана. Острые косточки бедер смотрели строго на север. Сегодня ночью ему снова являлся Бог. Его ясные ореховые глаза больно скребли корку подсознания, принося отчего-то желанное болезненное чувство абсолютной, безусловной, не требующей оправданий любви. «Как странно», - думал он. – «Единственная настоящая эмоция».
Мона нашла в какой-то кладовке четыре свечи и расставила их на полу.
- Расскажи мне что-нибудь, - попросил голос с дивана.
- Что? – девушка поправила потекшую золотистым парафином свечу.
- Что угодно. Что-нибудь важное для тебя.
Мона на секунду задумалась.
- Ты знаешь, кто такая Янка?
- Нет.
- Рок-музыкант. Она умерла шестнадцать лет назад. Удивительный человек. Когда мне тяжело, я слушаю ее песни, - она замолчала, как будто вспоминая что-то. – Жаль, у меня нет с собой никаких записей.
- А тексты помнишь?
- Помню, конечно. Только петь не умею, а роковые тексты без музыки – как птицы без крыльев.
- М-м-м…
- Хотя… У нее есть такое… что-то вроде стиха в прозе. Хочешь – прочту.
Стерео поискал рукой на полу свежий, смолянисто-зеленый косяк и чиркнул спичкой.
- Давай.
- Ну хорошо… В холодном зале мы смотрим кино.
Ледяной экран из толстого белого инея замораживает наши разноцветные глаза.
Мои были теплые, темные, когда я пришла в этот кинотеатр.
Теперь они сверкают яркой зеленью и нестерпимо блестят
под пушистыми снежными ресницами.
Мы смотрим разные цветные картинки одну за другой,
и чем больше застывают наши глаза, тем они интересней и красочней.
Заходят новые люди, от них идет пар и мы кричим на них и машем руками,
потому как под их теплыми тусклыми взглядами
изображение теряет отчетливость и краски,
но их глаза быстро покрываются льдом и, все встает на свои места.
Вот только один ворвался однажды и уставился на экран обжигающими лучами.
Он чуть было все не испортил, он постоянно отогревал лицо
маленькой зажигалкой,
и от этого мы все едва не лишились нашей забавы.
Пришлось связать ему руки и поставить перед глазами огромную льдинку,
которая таяла все медленней,
а он все тише кричал, что еще немножко — и растает иней,
и мы выйдем на улицу и отогреемся на солнце...
Теперь он сидит в первом ряду и показывает нам самие яркие и красивые картинки.
Голос Моны затих в сумрачной комнате, пронизываемой нитками дневного света сквозь дырявые плотные занавески. Что-то в ее глазах начало таять, картинка поплыла и превратила капризные губы Стерео в расплывчатый ореол. Хотелось дотронуться до него пальцами, легонько – просто чтобы вернуть привычные анатомические очертания.
Стерео молча выпустил дым сквозь зубы и смотрел, как тяжелые серые завитки карабкаются к потолку. В эту минуту он думал о своем Боге.
(stereo input)
Делай со мной, что хочешь,
Стань моей тенью до завтра,
Ломай мои пальцы, целуй мою кожу,
Так тянет растаться, но мы же похожи.
А в твоих же зрачочках страх,
И в них же чужая боль
Девять - ноль.
Думай, но только ночью,
Ты знаешь, я исчезаю внезапно,
Сорви мои чувства, храни, как гербарий,
Слабости мускул, себя разбазарив
Z.
Мона гадала на чашке спитого кофе, сидя на кухне прокуренной квартиры с запахом пыли и индийских благовоний, который она принесла с собой. Пальцы окунали краешек чашки в блюдце с водой, поворачивали против часовой стрелки, поднимали, переворачивали и вращали снова, в то время как внимательный взгляд изучал хаотичные узоры из темно-коричневых точек в фарфоровом нутре. Вдруг в квартире Стерео зазвонил телефон. Несколько трелей маленькой электронной трубки Мона раздумывала – ответить ли на звонок в чужом доме.
- Блядь, я места себе не нахожу. Как ты, а? С тобой все в порядке? Ты не меня не обижена? – голос Стерео спотыкался на простых и коротких словах, выдавая состояние, далекое от адекватного.
- Что такое? На что мне обижаться? – Мона едва слышала его за глухими басами, сумасшедшими женскими визгами и мужским смехом и отчетливо ощущала себя – незваным подпрыгивающим пульсом, защекотавшим похолодевшие руки.
- Я не знаю… Мне просто показалось так. Как ты? Ничего не случилось?
- Нет, с чего ты взял… Просто… - остановка на вдохе для слова.
Трубка ждала своим удаленным private-party саундтреком и его дыханием.
-…я проснулась около полуночи. Скурила полпачки. Скучала. Рада тебя слышать, пиздец, - Мона провела тыльной стороной ладони по губам, чтобы стереть непрошенную улыбку.
На том конце провода повисло недолгое молчание.
- Я тут просто сижу как обычно пью… И меня так переламывало. Я так скучал, как давно еще не скучал.
- Пьешь? Зачем?
- Терпеть это не могу. Спрятаться бы куда. От них, - остановка на вдохе для слова. – Я хочу к тебе.
- И я – к тебе.
- Мона?..
- Что?
- Я люблю тебя.
- Я тебя тоже.
- Нет, правда, я не шучу. Я правда тебя люблю.
- Я поняла. Я тебя тоже. Правда. Люблю.
- Черт… Прости, мне нужно идти, - он щелкнул своей «раскладушкой». Он увидел своего Бога в непосредственной взрывоопасной близости от собственной сетчатки.
Мона прослушала двадцать два коротких гудка и медленно нажала на кнопку окончания вызова.
(запись с периферийных устройств)
Худой усталый мужчина сидел на дизайнерском ротанговом стуле на крыше одного из московских небоскребов. Высокая стеклянная крыша рябила от конденсата, преломляя изможденно-прозрачный утренний свет. Мужчина тяжело вздохнул и оперся локтями на колени. Поправил рукой легкие дымчатые очки без оправы и взял с пола бокал с недопитым коктейлем. Понюхав золотистую жидкость, отхлебнул и поморщился.
Он посмотрел вниз и вправо, где на диванной подушке беспокойно спал вчерашний мальчик-диджей, от которого так забавно пахло травкой и сексом.
«Что бы ему ни снилось, не хотел бы я оказаться в его башке», - подумал мужчина.
Тронул его за угловатое плечо. Мальчик вздрогнул и рефлективно схватился за его руку.
- Эй, просыпайся, спящий красавец, - мужчина выдавил из себя улыбку, что в состоянии hangover с отягчающими обстоятельствами казалось почти нереальным.
Пальцы мальчика были чуткими и напряженными, оставившими на его ладони бледные следы.
- Сколько я тебе пообещал за ночь?
- Не помню, - признался еще толком не проснувшийся юноша.
Мужчина вынул из внутреннего кармана пиджака портмоне и отсчитал некоторое количество евро. Протянул деньги.
- Держи, вроде должно хватить. Выйдешь отсюда, пройдешь через студию к двери, там по коридору направо и лифт будет. Не заблудишься, короче. Ну все, бывай.
Мальчик потер лицо и посмотрел на него снизу вверх. На секунду они встретились глазами через светло-серое стекло очков. Мужчина встал и сделал несколько шагов к двери. Матовая панель с тихим хлопком закрылась за его спиной.
(запись с периферийных устройств)
Бармен Никита не сразу разобрал женский голос на том конце провода. По телефону клуба вообще редко звонили и еще реже разговаривали, но звонок этой девушки отчего-то показался ему важным.
- Стерео? Вам его надо? Давайте трубу его дам… Вообще утро вроде, он дома должен быть.
- Нет, она не отвечает. Я сейчас у него дома. А где он еще может быть, вы не знаете?
Никита почесал затылок.
- Я видел, что он отыграл первый сет и к нему подошел (…). Что-то написал на купюре и вроде куда-то его сдернул.
Молчание.
- Девушка! Ау, Вы слушаете?
- Да… Да, спасибо Вам. Извините.
(mono output)
видишь, как получается:
апрель, а на асфальте - катки.
если не можешь богом быть ты,
буду я. убей, но обещай мне
больно не будет, постарайся
я же приду во сне с дождями
буду звонить с неба про погоду
Z.
Стерео хлопнул входной дверью и влетел в комнату. Мона подняла на него красные глаза. Он поставил в угол сумку с пластинками и молча ратянулся на постели.
- Ты в курсе, что тебя не было почти сутки?
Молчание.
- Стерео? Что случилось?
- Я все понял, Мон.
- Что ты понял?
- Все, зай. Все. Я увидел Бога.
- И..?
- Все перевернулось, понимаешь?
- Не уверена.
- Я не ожидал такого. Я все понял, Мона. Единственная настоящая эмоция – к нему.
Абсолют. Он никогда меня не отпустит. А я, наверное, не отпущу его.
- …
- Мне страшно, Мона.
Она молча смотрела на него, словно подбирая слова, которые он хотел бы, возможно, услышать.
- Что бы с тобой ни произошло, я бы все отдала, чтобы с тобой все снова стало в порядке.
- Мне будет отлично. Мне будет отлично как сейчас. Я буду отдавать последний миллилитр крови и буду чувствовать себя абсолютно счастливым. Потому что страха нет.
Мона закурила и медленно выдохнула столб сизого дыма в середину комнаты. Он свился где-то под люстрой и тихонько поднялся в потолок.
- Скажи, ты все еще думаешь, что любишь меня?
- Да. Но я никогда не буду любить тебя так, как его.
- Должно быть, это значит «нет», - Мона не узнавала свой голос.
- И тебя это устраивает?
- Помнишь, ты просил меня не уходить? – тихо спросила девушка. - Я не уйду от тебя, пока ты сам этого не захочешь.
Стерео положил обе ладони на горящее лицо.
- Черт, лучше бы ты на меня наорала.
- А смысл? – пробормотала Мона.
Она встала и вышла из комнаты. Уже засыпая, Стерео услышал, как на кухне уютно забурчал кипящий чайник, и хлопнула форточка. Она любила курить в окно.
Стерео проспал восемнадцать часов. Во сне ему снова – теперь навсегда – явился его Бог.
(stereo end)
Мне неважно, куда уходить, если нет тебя рядом
Я все лица свои раздарила иллюзиям дня
Если время – тепло, будет не больно мне падать
Мне давно все равно – что с тобой, что без тебя…
N.E.
Мона исчезла где-то между саундчеком и последними штрихами к будущему сету.
Стерео не мог выделить главную мысль произошедшего. Ему казалось, что мысль эта целится ему прямо в голову и, допусти он ее до себя, мозги мигом размазало бы по стенке. Он не представлял, каково это. Никто не говорил ему, что в нем нет необходимости. Он был всем нужен. Люди вблизи и вокруг почему-то странно дрожащими голосами говорили, что он открыл в них невообразимые грани, которых сами они никогда до встречи с ним не замечали. А он был всего лишь зеркалом. Он показывал им их самих через себя, плюсуя грани и накладывая углы друг на друга – таким образом, создавалась иллюзия узнавания, потому как в эйфорической смеси себя с кем-то еще извечно одинокая личность теряет связь с настоящим и здравым смыслом в целом. Он мог показать им любовь, но не мог разделить ее. Вся она была полна Им, исходила от Него и возвращалась в Него же.
Стерео назвал это Абсолютом.
Мона промолчала и отвернулась к окну.
Размытое снегом полукружие автобусной остановки отражалось в тонкостеклых очках худого мальчика с фиолетовыми «иглами» на голове. Он считал пятидесятисантиметровые отрезки тротуара тяжелыми, медленными шагами. Сухой московский мороз пробирался под тонкий плащ, противно щекоча подводящий дрожью живот. Большие блестящие автомобили проносились мимо, ослепляя включенным на полную ксеноном и антитуманом, предположительно, борящимися с непроглядной снежной завесой. В лаково-черных стеклах этих авто отражались огни рекламных щитов за спиной у мальчика. Миниатюрные красные буквы банков, желтые вывески закусочных, бело-зеленые кресты круглосуточных аптек и аляповатые узоры павильонов с игровыми
автоматами.
Город – как обещание счастья. Город, который никогда не спит. Город, опутанный сетью электрического солнца и синтетического счастья, которое умещается на ребре золотой кредитки. Город с сотнями улиц, пронизанных пушистым безкомпромиссно белесым снегом. Город, в котором мальчик по кличке Стерео - один.
Совсем один наедине со своим Абсолютным Богом.
(mono end)
Беспощадно в ладони гвозди
Стать пророком чужих мечтаний
Беспокойно в бреду метаться
Зная истин сухие догмы
Все внутри себя запираться
Целовать пустые перроны
Я тебя никогда не дождусь
Ну и пусть
N.E.
Снег залеплял глаза и хлесал по щекам не хуже ревнивого любовника, которого у нее никогда не было. Мона быстро шагала по улице, поминутно поскальзываясь и еле удерживая в руках тяжелое кашпо. В какой-то момент ей показалось, что он соврал ей по телефону, назвав неправильный адрес. В какой-то момент ей показалось, что он совсем не хочет, чтобы она его нашла.
Тонкая фигурка в плаще проступила сквозь снегопад совершенно неожиданно.
- Эй…
Он обернулся и молча посмотрел на Мону.
- Помнишь, ты хотел, чтобы я полюбила цветы?
Он кивнул.
- Давай вырастим их вместе? А потом я подарю их тебе и буду любить?
Стерео заглянул в сверток, который обнимала девушка. Неосторожный снег забросал лепестки белой розы такими же белыми комками.
Мона улыбалась тщательно отрепетированной улыбкой, которая неумело прикрывала лишние эмоции.
- Ну что? Согласен?
«Чудные у нее глаза. Не отражают свет, а как будто впитывают», - подумал он, глядя поверх плеча девушки на проезжую часть.
Мона не видела, как за ее спиной к обочине бесшумно подъехал BMW X5.
Бери Chanel
Пошли домой.
Z.
@музыка: земфира - не бери себе в голову, земфира, не бери...
@настроение: айяйяй
@темы: Авторское, Любовь, Предательство
